Охота на птеродактиля. Эдуард Викторович Иванов
е – огромный иллюминатор. По стеклу иллюминатора стекают струйки воды, за которыми угадываются темное пасмурное небо и далекие джунгли. Периодически небо озаряется всполохами далеких молний.
Справа от иллюминатора – стеллаж со скафандрами.
Губернский сидит за пультом (лицом к зрителям). Входит Зилов, держа в руках шлем, на ходу расстегивает скафандр. (Во время последующего диалога он раздевается, укладывая шлем и скафандр на стеллаж).
ГУБЕРНСКИЙ. Снял показатели?
ЗИЛОВ. Да… Без изменений.
ГУБЕРНСКИЙ. А где записи? Опять не сделал?
ЗИЛОВ. А зачем? Всё равно без изменений. Можешь вводить утренние – те же цифры.
ГУБЕРНСКИЙ (улыбаясь). Какой же ты все-таки лентяй, Зилов.
ЗИЛОВ. Это не лень, это показатель здравого смысла.
Зилов отходит от стеллажа, падает в кресло возле пульта, блаженно тянется всем телом.
Губернский, склонившись над пультом, вводит данные.
ЗИЛОВ. Буря будет… Заметил какое небо?.. Она всегда так начинается.
ГУБЕРНСКИЙ (не отрываясь от работы). Да, видел.
Пауза.
ЗИЛОВ. И, как всегда, дождь.
Губернский, закончив работу, откидывается на спинку своего кресла, потягивается.
ГУБЕРНСКИЙ. Не любишь дождь?
ЗИЛОВ. Люблю, когда сижу в тепле и смотрю в окно… Хотя нет, не люблю. Он мне ещё на Земле опротивел.
ГУБЕРНСКИЙ. Четыре месяца здесь с тобой кукуем, так и не смог тебя понять… Зачем тогда на Венеру завербовался? По деньгам вроде не выиграл… Да и дожди здесь почти каждый день.
ЗИЛОВ. Эх, Губернский, разве ты поймешь?.. Народу здесь меньше.
ГУБЕРНСКИЙ. А что тебе народ сделал?.. Чем он тебе мешает?.. Народ – это хорошо… Тебе бы снова на Марс… Там, слышал, тоже народу немного. Но, самое главное, там никогда не бывает дождей.
ЗИЛОВ. Да, но зато там песок… Красный песок… И лезет всюду: за воротник и в ботинки. Даже на зубах скрипит… Дожди рано или поздно прекращаются.
ГУБЕРНСКИЙ. Ага, особенно на Венере… (Встает с кресла, подходит к иллюминатору). Знаешь, как только вернусь на Землю, прямиком на дачу махну. Заброшу этот комбинезон на чердак… Нет, лучше на шест в огород. Пусть птиц пугает… Потом с Татьяной пойдем в лес, в большой настоящий лес с грибами и земляникой. И там обязательно должна быть река… или нет, лучше озеро, да, озеро.
ЗИЛОВ. И утки.
ГУБЕРНСКИЙ. Какие утки?
ЗИЛОВ. Жирные, откормленные… Когда-то я любил утиную охоту… Но это было давно… В прошлой жизни.
ГУБЕРНСКИЙ (усмехнувшись). В прошлой… А в нынешней?
ЗИЛОВ. Птеродактили… Летающие ящеры… Именно здесь, на Венере… О, это охота для настоящих мужчин.
ГУБЕРНСКИЙ (вернувшись к пульту). Но с этим, настоящий мужчина, придется подождать.
ЗИЛОВ. Всего три дня.
ГУБЕРНСКИЙ. Да, три дня – и домой.
ЗИЛОВ. Нет, три дня – и на охоту.
ГУБЕРНСКИЙ (мечтательно). К Татьяне.
ЗИЛОВ. Эх, Губернский, женщина не может быть целью, к которой нужно стремиться.
ГУБЕРНСКИЙ. К чему, по-твоему, тогда стремиться? К уткам? Или, точнее, к птеродактилям?
ЗИЛОВ. Возможно… Это хотя бы честнее… по отношению к женщинам. Цель, которая превращается в мишень…
ГУБЕРНСКИЙ. Опять… Я буду скучать без твоих философских сентенций.
ЗИЛОВ. И не надейся… Я буду писать тебе письма… каждый день.
После короткой паузы оба смеются.
Губернский, взглянув на хронометр, садится за пульт, что-то настраивает.
ГУБЕРНСКИЙ. Черт бы побрал эти передатчики на Центральной… Опять жуткие помехи.
ЗИЛОВ. Это не передатчики. Просто у них нет хорошего программиста.
ГУБЕРНСКИЙ. А тот лысый? (Улыбаясь). Сбежал на Землю?
ЗИЛОВ. Сбежал.
ГУБЕРНСКИЙ. Серьезно?.. И его отпустили?
ЗИЛОВ. Его забрал психиатр и увез на ракете скорой помощи. (Смеется).
ГУБЕРНСКИЙ. Опять шутишь.
ЗИЛОВ. Сейчас у них там парнишка, зеленый совсем, прямо из института.
ГУБЕРНСКИЙ. Тогда понятно… Не справляется.
ЗИЛОВ. Ничего, обтешется.
ГУБЕРНСКИЙ. О, ответили… Надень наушники.
ЗИЛОВ. Не хочу. Сам с ним трепись.
Губернский надевает наушники.
ГУБЕРНСКИЙ