Больная любовь. Игорь Дихтер
писателя. Тогда седовласый похлопал Брайтона по плечу, ухмыляясь:
– Поехали, красавчик. Ты классно играешь.
Уотсена словно ударило молнией. Он был готов вскочить и ударить наглого ублюдка, что посмел так разговаривать с Бертраном, да ещё и трогать его… Но неведомая сила удержала писателя на месте. Он лишь процедил:
– Мы идём домой.
– Какой у тебя нервный парень, – хохотнул американец и, смерив Редьярда насмешливым взглядом, пошёл в сторону дороги. Его дружки последовали за ним.
Домой возвращались в гробовой тишине. Бертран смотрел под ноги и был мрачнее тучи, в то время как Уотсен злился. Злился и ревновал.
Лишь оказавшись в уютно освещённой гостиной, мужчины заговорили. Первым начал Бертран:
– Почему ты был против моего нахождения в этой компании?
– Ты не видел, что это за люди? – усмехнулся Уотсен и начал расстёгивать рубашку.
– Но ведь дело не в этом.
– Разве?
– Да будь хоть попы на их месте – ты бы всё равно смотрел на меня так, как несколько минут назад. Будто я предал тебя, – Брайтон хмуро смотрел в пол, держа руки в карманах брюк.
– Тебе виднее. Я думал, мы хорошо проведём время. Только ты и я. Зачем ты ушёл в это кафе? – почти обессиленно ответил Уотсен. Он ощутил ужасное головокружение и поспешно стянул рубашку, бросая её на диван.
– А мне нельзя было дойти до кафе? Неужели ты настолько собственник? – уязвлённо выпалил Брайтон и тут же прикусил язык. Разговор летел в яму банальности.
Писатель развернулся и, свернув в коридорчик, прошёл в ванную. Его трясло. Обнажившись, он встал под душ и крепко зажмурился. На чёрном фоне возникали блестящие цветы, ягоды, животные и чудесные птицы. Это всё любовь. Мужчине хотелось заорать на всю чёртову Италию: «Ты мой! Ты только мой!», но вместо этого он болезненно скривил губы. Дверь в ванную открылась и кожа покрылась мурашками.
Редьярд с замиранием сердца слышал шелест одежды, чувствовал запах любимого тела и то, что мужчина встаёт рядом. Тёплые ладони легли на его узкие бёдра. Манящий голос шепнул: «Прости меня».
Писатель облизал пересохшие губы и ничего не ответил. Через секунду он ощутил, что его мягкий член оказывается в горячей полости влажного рта. Содрогнувшись, Редьярд застонал и откинул голову назад, ладони легли на мокрые удлинённые волосы. Бертран брал член всё глубже, делая резкие движения головой. Толстая головка скользила по языку, оставляя на нём свои выделения и иногда касалась гланд, заставляя писателя рычать от блаженства. Он крепко сжал волосы Брайтона в кулаках и начал двигать бёдрами, подстраиваясь под темп. Короткая мокрая борода Бертрана касалась яичек, даря им дополнительное наслаждение. В какой-то момент Брайтон взял орган во всю длину и головка упёрлась в дёргающиеся гланды. Нос, приникший к заросшему лобку, опалял его горячим дыханием. Редьярд громко застонал, на чёрном фоне тысячи разноцветных фейерверков