Исповедь Тамары. Премия им. Н. С. Гумилёва. Тамара Рыбакова
неблагонадёжные не знали производства. Работали в основном женщины и подростки. Папу назначили главным инженером одновременно трёх шахт. У него не было ни начальника по технике безопасности, ни начальников участка, ни главного электрика, главного технолога и т. д. Все мужчины были на фронте. Папа был во всех этих ипостасях. Я и мой братик Боря, который родился также в Анжерке (сокращенное название Анжеро-Судженска) 5 июля 1938 г. оставались в Анжерке, т.к. мама должна была уехать с папой. В 1942 году, когда мне исполнилось 5 лет, я написала родителям письмо (писать я научилась в три года) с просьбой забрать нас, т.к. я скучала очень, особенно тревожилась за папу, как маме сообщила бабушка Маня (о ней будет дальше), я всё время смотрела на фото папы и плакала. Папа узнал и отправил маму за детьми. Так мы оказались в Караганде, посёлке Майкудук (ныне город). Домишки имели жалкий вид, либо из соломы, либо это были саманы из конского помёта, который собирали, бегая за лошадьми, потом делали на земле огороженное место, заливали конские отходы водой, ходили кругами босыми ногами, пока не получалась кашица. Затем эту кашицу выкладывали в формы, напоминающие кирпичи, масса застывала. Это и был строительный материал. Наша квартира была, по тем временам, элитная: в единственном в Майкудуке кирпичном доме, с двумя большими комнатами, кухней, туалетом и коридором, вдоль стены которого стояли шкафы, забитые книгами. В комнате родителей стоял рояль, кажется, фирмы Ибах. На нём играла мама. Удивительными были вечера, когда мама играла (она обожала Моцарта, Шопена, Скрябина, Грига). Папа редко приходил домой, спал урывками прямо в кабинете, подложив книги под голову. К его приходу мама грела воду, топила печку, и папа мылся. Мы ждали момента, когда он сядет за стол, подкрадывались к нему с двух сторон. Он быстро ел и шёл с нами в детскую комнату. Он называл нас «зергутята» (от немецких слов sehr gut), что в переводе очень хорошие. Он до последних своих дней обращался к нам так: «моя хорошая», «мой хороший». Когда его правнучек Николенька разгонялся и головой упирался в его живот, он принимал эти набеги со словами: «Мой хороший, ты совсем нехороший». Когда я говорила папе, чтобы он не давал ребёнку так делать, ведь это больно, он улыбался: «А вот ему нравится». Но вернемся в Караганду. Мы скучали, когда не видели папу долго, тогда мы бежали на шахту, что-то приносили ему из еды, замечали, как выросла его борода. Ему было не до стрижки в тех адских условиях. Папа четко знал: он должен обеспечивать углём страну, фронт, промышленность. Однажды мы, дети, пришли на шахту, папы в кабинете не было. Пошли его искать. Видим: идёт громадного роста мужчина с бородой, в каске, спецовке, походка тяжелая, как у старого человека. Мы окликнули его: «Дедушка, скажите, где найти Максимова Виктора Александровича?» Он обернулся и вскрикнул: «А вы что тут делаете?» Это был наш папа. 8 июля 1944 года в Караганде родился мой младший братик Николенька, названный в память о погибшем в 1941 году брате