Деструктив. Денис Шлебин
сообщила мне, что Джама отказала мне в работе, это было ожидаемо, меня не принял коллектив, слишком мы с ними разных полов. Но предложила мне взять тарелочки под роспись. Её педагоги подрабатывают этим, рассказывают, что неплохо зарабатывают. Я согласился, она дала мне номер телефона Рашида – мужика, который занимается этой байдой. Созвонились с ним, договорились о встрече. Встретились.
Рашид оказался толстеньким мужичком, маленького роста, с непропорциональной телу, большой головой. Он приехал к дому родственников на машине, достал из багажника расписанные тарелочки из дерева, показал, как они должны выглядеть. Дал мне заготовку – деревянную тарелку без рисунка и очень маленькую бумажечку с изображением скачущих всадников, на переднем плане парень в Киргизском, национальном костюме, замахнувшись камчой, гонится за девушкой в зелёном платье, украшенном национальными узорами, а на втором плане, вдалеке стоят юрты, из труб поднимается дым, за юртами горы, на небе белые, густые, кучные облака.
– Вот смотри. – Протянул он мне тарелку с картинкой. – Сделай одну пока, если мне понравится, я тебе дам много. Только облака нарисуй другими, мне такие не нравятся.
– Хорошо. Мне пару дней надо на это, давно не рисовал.
– А ты вообще художник, да?
Я показал ему страничку в инстаграме, там у меня выложено несколько моих работ, любимая моя это портрет Боба Марли, я его написал для Крёстной, несколько лет назад. На чёрном фоне, лицо певца яркими цветами. Рашиду понравилось.
– Я не смыслю в этом ничего. – Ответил он, и ещё раз глянул на фотографию картины. – Ты, главное сделай, то, что мне надо.
– Хорошо. – Я взял тарелочку с рисунком, хотел уже уйти, но тут с этим мужиком, что-то случилось и он начал откровенничать со мной.
– Я полгода назад жену похоронил. – Говорит он мне. – Она от рака умерла. Я с ней возился всё это время. Знаешь, как это страшно, когда человек рядом с тобой умирает?
– Представляю.
– Да, ничего ты не знаешь. – Он распалялся. – Я возил её в больницу. Приезжал туда, а там люди, все больные раком, у кого руки нет, у кого ноги. Они все страдают, мучаются. Мне было больно и противно смотреть на всё это.
Я понял, что это на долго. Он не унимался. Зачем он мне рассказывает всё это, мне ведь плевать и на него, и на его покойную жену.
– Ну, Вы как? Пережили весь этот кошмар? – Я прикурил.
– Пережил, но было очень трудно. Я тебе вот, что скажу. – Он придвинулся ко мне совсем близко и сбавил тон. – Она так сильно мучилась, и я всё это время был с ней. Если бы не она, я бы никогда не узнал, что такое рак, как люди мучаются от этой болезни, это страшно, они никому не нужны. Я, знаешь, до сих пор езжу иногда к ним, помогаю, да, продукты привезу или просто проведаю.
– Это хорошо, что Вы это делаете. Добрые поступки зачтутся потом нам всем.
Я докурил и хотел уже уйти, в его словах чувствовалась ложь и хвастовство. Человек с такой физиономией не способен на жалось, тем более, чтобы кого-то постороннего навещать.
– Ты смотри у меня. –