Сын человеческий. Об отце Александре Мене. Андрей Тавров
последовал мгновенно: голос внутри меня мягко и мощно произнес единственную фразу: это Мои слова.
Я понимаю, что многие не любят мистиков и их видения – ни Сведенборга, ни Беме, я и сам последнее время остыл к таким сочинениям. Но то, что я сейчас написал, не является вымыслом или болезненной фантазией, просто я соприкоснулся с тем, с чем мы отвыкли соприкасаться. Однако это было далеко не очевидно для окружающих, как это показало наступившее утро.
Когда все кончилось – а я никогда не мог определить, сколько эта встреча занимала времени, и иногда сомневаюсь, что она вообще происходила во времени, – я встал кое-как с дивана, взял пачку «Беломора» и пошел во двор. На диване тихо спала жена, она так и не проснулась. Я спустился на слабых ногах с крыльца и сел на столик под березу. Всходило солнце – до сих пор ясно могу вызвать в памяти длинные, словно розовые, лучи, идущие вдоль стволов и ветвей, зеленую листву, бледное небо, а также доски стола, на них старую пачку папирос. Я закурил, выдохнул и понял, что не умру. Понял, что теперь я начну выздоравливать.
Через час я сидел на постели и возбужденно рассказывал жене и матери все, что со мной произошло в эту ночь, и что я теперь выздоровею, и что все будет по-новому, и вдруг увидел, как они быстро и понимающе переглянулись. Это заставило меня оборвать мое вдохновенное повествование. Сумасшедшим в глазах окружающих быть не особенно приятно.
Больше того. Мне стало казаться, что я со своей тайной вообще буду логично и последовательно принят за сумасшедшего, с кем бы я этим событием ни поделился. Этого я боялся больше всего. Поэтому, когда через несколько дней я добрался до о. Александра, мне было не по себе. Я неуверенно начал рассказывать ему о происшедшем той ночью. Результат оказался неожиданным.
– Если бы не это, – сказал отец Александр, имея в виду мой рассказ о Встрече, – у меня ни на что не хватило бы сил. Источник сил и вдохновения – только оттуда.
Он не стал продолжать. Он вообще не любил разговоров о «запредельном» и не поддерживал их. В дальнейшем, когда я попытался заговорить с ним о Вечной Женственности в связи с любимым им Вл. Соловьевым, он ограничился одной суховатой фразой о том, что «лично у него такого опыта нет». Но в тот, первый раз он высказался ясно и определенно.
И я стал выздоравливать. Я неожиданно начал встречать людей, которые направляли и уточняли мое выздоровление. Через несколько месяцев я был здоров. Я бегал по парку, купался в зимнем заливе и обливался водой из колодца на даче при минус 25. Никогда, кроме детства, я не чувствовал себя так хорошо.
Однажды он сказал, что его мечта – быть тюремным священником. Думаю, что человека с такими устремлениями ни заграница, ни слава особенно не привлекали, а тюрьма особенно не пугала.
Предисловие к книге. Приход в Новой Деревне
Через несколько месяцев я закончил свою книжку стихов, из-за которой и приехал в свое время за планом Иерусалима, и о. Александр написал к ней предисловие.