Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья. Лев Толстой
ограде сиреневых кустов.
[Далее от слов: Одеяние Пьера теперь состояло кончая: и воспоминание это было ему приятно близко к печатному тексту. T. IV, ч. 2, гл. XI.]
Из балагана слышалось пение Каратаева, со всех сторон слышны были резко383 голоса переговаривающихся. Но в погоде было что-то заковывающее, неподвижное, и голоса эти не нарушали блестящее спокойствие, лежавшее на всем.384
385 – Eh bien, comment allez vous, mon cher monsieur?386 – сказал387 Пьеру, подходя к нему, коренастый, румяный офицер, – il fait bien beau, n’est ce pas?
Офицер этот был один из самых старых знакомых караульных388 офицеров, который всегда, бывая в карауле, подолгу беседовал с Пьером. В первый раз, как, разговорившись с Пьером, этот офицер узнал, каким образом Пьер попал сюда, он389обещался непременно довести о том до сведения высшего начальства.390 Но, прийдя в другой раз,391 не возобновлял об этом разговор.392 Офицер этот был неглуп, имел некоторое образование и,393 строго исполняя долг службы, любил отдыхать от забот службы в разговорах,394 не касающихся службы, которые он и заводил всегда с Пьером. Он был одним из самых рядовых офицеров французской армии. Он не имел знакомств в высших сферах армии и ничего не знал и не хотел знать об общих целях и соображениях.395
Из его суждений о французской армии Пьер в первый раз очевидно ясно понял всю громадность этого целого, о котором он привык делать такие быстрые соображения.396 Пьер спросил его однажды о том, где может находиться теперь полк Рамбаля, и397 офицер не только не знал полка Рамбаля, но не знал даже, где находился корпус Мюрата, к которому принадлежал Рамбаль. Их разговоры с Пьером бывали самые интимные и состояли преимущественно из рассказов398 о своих домашних интересах, о влиянии революции, о духовенстве, о домашнем житье-бытье в399 Гренаде, где была его родина. Он расстегнулся и сел на лавочку подле Пьера.400 Пьер спросил об том, что слышно о выступлении.401 Офицер, не скрываясь, рассказал всё, что он знал.
Он сказал, что часть войск выступила куда-то ночью, но что выступают ли все и поведут ли пленных, он не знал. В их дивизии, которая держала караулы, только велено быть готовым, к выступлению.402
403 Офицер достал и набил трубку и предложил ее Пьеру.
– Какая погода, точно юг…
– Но как же сделают с больными?404 – перебил его Пьер, отказываясь от трубки, – ежели нам придется выступать, у нас в балагане один солдат не может идти.
405 Офицер поморщился. Он не любил говорить про дела службы. Однако он ответил. Он сказал, что об этом позаботятся, что в Москве остаются гошпитали и с собой, вероятно, как и всегда, возьмут подвижной
Со всеми караульными, и солдатами и офицерами, сменявшимися и раза по три бывавшими в карауле за этот месяц, Пьер, благодаря своему знанию языков, находился в самых дружеских отношениях. Караульные, и солдаты и офицеры, со всеми пленными обращались хорошо <снисходительно и добродушно> (в особенности: французы), но к Пьеру все одинаково были не только ласковы, но уважительны <как> <почему-то признавая в нем что-то особенное от других. И всякий раз офицеры подолгу беседовали с ним>.
Из всех офицеров, сменявших в карауле, один провансалец Alphonse Senequier <коренастый, румяный>, сухощавый, нахмуренный и желчный, круглолицый человек <был> особенно <приятен Пьеру своим добродушием и простотою. Он всегда приходил к Пьеру и подолгу разговаривал с ним> сблизился с Пьером. Офицер этот был чрезвычайно строг и требователен в деле службы, <но раз разговорившись с Пьером, он>
[ – Ну как вы поживаете, дорогой месье?]
Зач.: свято