Последний день круиза. Алексей Казаков
знобит. Она вытирает слезы простыней и маленькой подушкой из цветных лоскутков. Постепенно успокаивается.
– А бетон надёжный?
Матвей смотрит на Наташу с лёгким удивлением:
– Да. Надёжный. А что?
Наташа испуганно говорит что-то несуразное:
– А… его… А он?..
– Он уже не восстанет, – с нервной усмешкой отвечает Матвей. – Он не выберется уже. Его уже нет.
Наташа пьёт прямо из горлышка бутылки дорогой коньяк. Потом переводит дыхание. Говорит:
– Ну понятно.. Матвей… А ведь сегодня полнолуние… Знаешь что… Почитай мне то стихотворение, как тогда, на балконе у Поляковых, когда мы познакомились. Линза тогда напился как свинья… Тьфу… Нехорошо о покойнике… Тоже ведь было полнолуние. Про полнолуние почитай. Пожалуйста.
Матвей, лёжа, подперев рукой голову, негромко декламирует:
Белая луна из обрывков снов…
И она ночью душной
Пугает и мучает.
Смутная вина из осколков слов…
Мне царапает душу
Углами колючими.
– А ну постой-ка… – говорит Наташа. – Скажи честно: это твоё стихотворение или ты тогда обманул меня? Наверное, хотел мне понравиться?
Наташа пытается улыбаться, но губы её не слушаются.
– Конечно, хотел понравиться, – отвечает Матвей. – Но я не обманул тебя. Да, сам сочинил. К одному спектаклю, но не для нашего ТЮЗа, а для другого театра. Но оно всё равно не понадобилось…
– Ну, читай дальше.
Матвей продолжает:
Быть или не быть?
Жить или не жить?
Может, и не надо плыть
Между тёмных скал?
Может, эту жизнь
Лучше отложить
И не видеть зла
Боевой оскал?
– Хватит, милый… Спасибо. Дальше не надо. И так на душе тяжко.
Наташа почти по-детски всхлипывает… потом вдруг напрягается, сверкает при лунном свете неприятной, злой улыбкой. Голос её наливается металлом:
– Бетон скоро схватится, говоришь… Знаешь, а он, Линза этот, муженёк мой… покойный… он другой могилы и не заслуживает. На нём самом крови, что того бетона в траншее! …Лежит, гадёныш, неподалёку… прости господи, нехорошо я сказала…
Матвей молча кивает.
– Всё, больше не хочу о нём… – продолжает Наташа. – Давай спать, мой хороший… Завтра тебе снова играть роль гастарбайтера… Притворяться работягой, говорить смешно… с каким-то смешным акцентом. Налей-ка мне водки или коньку, пожалуйста…
Они пьют прямо в постели, не закусывая. Щурятся на яркую, пробивающуюся сквозь щель занавески, луну. Наташа гладит Матвея по голове, нежно, по-матерински. Ласково говорит:
– Знаешь, и хорошо, что тебя уволили из этого дурацкого ТЮЗа, ну сколько можно зайчиков и буратин изображать… ты не Буратино, ты, скорее, Карабас-Барабас, волевой и сильный… Не мальчик… Не кукла! Знаешь что, – она оживляется, – я этот недострой продам, и уедем