fb:заметки в метро. Игорь Викторович Север
цией.
Черная, в форме перевернутого горшка кепка с лого «армани» натянута на пол лица, черный пальто-картуз, короткие рукава с торчащими красными руками краба, кувалдоподобные кулаки напряженно сжаты, прямой пробор нарочито прилизан к узкому лбу, бугры надбровных дуг с мелкими невзрачными глазами сверлили всех вокруг.
Много раз проходил вдоль этого забора и только сейчас заметил потайную дверцу в бетонной стене, в темном выступе облепленный известью черный звонок с кривой надписью у кнопки-»зво-ног».
На здании ряд вывесок- мед для пчеловодов, зачем?, парикмахерская, пикантный шопинг для взрослых, автосалон Фараон, далее мясо и рыба, может здесь скрыт смысл, каббала? Еще загадочней, указатель-компьютеры, под ним еще надпись-сауна, баня и ритуальные услуги.
Перешагнул впопыхах через лужу, в ней плавала затоптанная картонная табличка с надписью шариковой ручкой-дайте на покушать…
Продолжают удивлять свойства человеческого глаза, он прекрасно различает цвета и малейшие оттенки, он фиксирует бесчисленные формы и поверхности, он реагирует на яркость и нервные импульсы ужаса или восторга, но что более поразительно, так его способность отличать мертвое от живого.
Лучшие натурщицы-это картинки из Плейбоя. В пятницу купил у выхода из метро журнал, на меня сверкнула глазами бабуля в каракуле-и в укор, громко потребовала у продавца – а, мне альбом Джотто…
Громадная девица, в штампе-коробки для зубных щеток, кожа куртки с пузырьками пота на поверхности изломов, полуистлевший серый и сырой рюкзак на коленях, мочалки нитей по уголкам, безнадежность.
Пустыня растет…Знак близок… Извращенная пачкотня и эстетизм. Размалевщики плоттерных распечаток, хорошо я тоже так могу, лучше Швиттерса, я кумир дегенеративного искусства, сморщенное губчатое лицо с желтой пластмассой электронной читалки в руках, клочья меха, рябой шарф, усталость.
Кабульское метро, невероятно квакающие особи сопровождали меня
повсюду, что это, невозможно понять и оценить всю пустоту этой среды,
живые мертвецы в суете прихотей, отчетливо вплоть до мельчайших
деталей вижу картины своего детства, двор на Кавказе, голос любимой
бабули, траву и щербинки и трещинки на стене дома, возможно ли
переместиться во времени, кажется что да.
Дизайн и любование, это уже психоз,
все загнано в стереотипы толпы, крошечные головы в вязаном
непотребстве, мощный зад с оттопыреными корневищами клетчатого пальто
пролетарского модника. Боюсь этих людей. В клубах снега у выхода
раскачивается и мычит-ремонт кальянов, на столбе свежие листки
приказы о последней распродаже конфиската из новой коллекции.
Во всем
прикольный подход, в фото-исключительно жалкий комизм или мармелад
эротики, отвратное манипулирование обьектами и смыслом, гнусный
подтекст и акцентирование мысли в другом противоестественном ракрусе,
скучный и монотонно изжеванный прием.
Бледно-фиолетовое лицо
дебила, с трудом говорило что-то и ворчало, хамизация хамов.
Исчезли юмор и ирония, последний признак еще тлеющей духовной жизни,
мертвый рационализм, косный просчет, гогот уродливых баб.
Осел любит лакомится ферулой, но для других животных она-страшный яд, от которого они неминуемо погибнут, пора покупать мои картины. Зачем ослу салат , если достаточно чертополоха.
Желатиновое кокетство утомляет, в духе-что вижу, то и говорю, гладенько, стройно, прилично, волосики, ноготки, тельце без полотенца, даже если и читает, сплошь дрянь и пошлость. Это и хорошо, не думай, все уже решено, ты внутри мегамашины, степень осознания своего бессилия не зависит от ума, он тоже проводник и инструмент мегамашины.
Смелость, однако состоит в том, чтобы скорее уж убежать, а не жить спокойно и лицемерно в ложных убежищах. Они ничего не знают о том неимоверном крушении, к которому они, в самозабвении, приближаются в монотонном гуле своих все ускоряющихся шагов…(Ж.Д, Ф.Г.)
Полутораметровая тетка, втиснулась и смяла внешний ряд в вагоне, она полностью состояла из мешков с песком, намертво ввинченных в друг друга, кепка крышка бочки венчала рыжее лицо уличного работника, некоторые в меховых шубах, измором брали окружающих.
Токубецу кенинся-специальный трактор. Практически полностью седой, с увлечением читая техническую дребедень в журнале, брови электрощетками скребут золотые крючки оправы, болотная тина куртки, в ляпах и патине древностей, механика руки извлекает из нагрудного кармана-щели, комок изношенного клетчатого платка, мнет и комкает снова в щель.
Много злых и тупых женских лиц, вблизи жуть, надзирательница из лагеря смерти, в тканевом саркофаге, с жестяными пряжками соцреализма,