Феерический город. Гюля Мехтиева

      Этот день позабавил ненужною спешкой.

      Всё пыталась угнаться за чем-то летучим.

      А потом разгрызала пустые орешки

      И гнала от себя оробевшую тучу.

      День входил в меня плавно

      И, плоть услаждая,

      Поглотив меня всю,

      Ощутил наслажденье.

      Мне казалось, что это – забава живая,

      Были четки и свежи сквозные виденья.

      А на хрупком помосте игра замирала.

      Дня неверные строки марали бумагу

      И слагались причудливо в странную сагу,

      И душа моя тонкую жизнь доживала.

      Подпрыгнет старый мир

      И дрожь свою измерит.

      Вонзит колючки кактуса в живую плоть.

      Куда мне до усталой ясной тучи.

      Она скользит

      И мысли-дни разбрасывает смело.

      Мне велено молчать.

      Волной зари, прикрывшей плотно губы,

      И пеленой дождя, завесившей рассадник

      Букв извлекаемых

      И обнаженных звуков.

      Расселина скалы наполнится

      щемящим эхом

      И плавно призовет миры другие.

      В программе дней о будущем ни слова.

      Но плоть сильна.

      И хлынет кровь в другого мира

      Полые сосуды.

      Калибровочной пипеткой

      Мерю чувства неземные.

      Замусоленной кокеткой

      Доживаю дни пустые.

      Дождь и слезы вперемежку —

      Боль потерянно струится

      По наклеенным ресницам.

      Роковой поток желаний…

      Мрак рассеется. Как прежде,

      Золотыми станут дали,

      Доверяя путь надежде.

      Плачет старая кокетка —

      Жизнь растрачена напрасно,

      И дрожит во тьме кушетка,

      Отливая горько-красным.

      Приспусти рукава ярко-белой сорочки.

      Это просто причуда моя, и не больше.

      Жизнь достигла спасительной точки.

      Кожа слышит – касанья всё тоньше

      и тоньше.

      Если мир – это круглая злая катушка,

      На которую чувства мои намотались

      случайно,

      Разве тело твое не игрушка

      В пальцах незыблемой тайны?

      Я застрелил ее, эту печаль,

      Пусть бы она и просилась наружу.

      Я не простил ей серых рассветов,

      Капель безвольных слепого дождя.

      Я нарастил на пальцы кору,

      Чтоб перестать ощущать эту боль.

      О, это было безумно непросто —

      Крик ее в сердце дрожащем унять.

      Что же теперь мне осталось на деле,

      Благости жизни, земные утехи?

      Закинь удочку – услышишь песенку.

      Открой шторку, занавесочку – тесно.

      Обними рукой нежной, мягкой

      За плечи родные, красивые.

      И вытащи ножичек, но так,

      чтоб не острием,

      А тупым концом.

      И расскажи про покой

      На земле – вечный покой.

      В небесах и где-то там еще.

      Устрой этот веселый миг,

      чтоб радости полно.

      Обмакни в чернила перышко

      (Не вышло ли уже из употребления?),

      Подложи бумажку белую

      И строчечками, всё строчечками.

      О чем?

      И снится их след озерный

      Сиреневой гулкой ночью.

      И