Шутка Орзилэ. Анюта Соколова
пятьдесят лет?!
– Ты, ты… в зеркало смотрелся?
Мой напарник – ходячее тощее недоразумение. И слишком юный! Зачем только Верховный мне его навязал!
– Скайтэйрэ, иди, водичкой холодной умойся! Остынь! И с Громейром свяжись. Скажи, что я вернулся.
Что его забавляет?
– Вернулся?!
Правда, что он так веселится? Я незаметно провёл рукой по волосам. Лохматый, что ли? Или грязный? После Возвращения иногда пыль Иных оседает на коже пятнами, и лицо превращается в маску Орзилэ.
– Ты сначала полюбуйся на себя…
Скосив глаза, я рассмотрел край моей роскошной, рыжей, как грива боевого корга, шевелюры. Вроде не такой уж встрёпанной.
– Скай, хватит уже! Доложи Верховному и убери нординги. Я устал, как тысяча ломиррских швах!
Напарник уже не смеялся – тихонько всхлипывал, сползая по стенке. Мелюзга!
Плюнув, я отодвинул его рукой и прошёл в наши комнаты. Плотно прикрыл дверь и только затем скользнул в ванную. Щелчком зажёг свет, открыл воду и взглянул на себя в зеркало…
Кхарнов хвост!!!
Орзилэ шутник изрядный, но чтоб так!!!
Из зеркала на меня смотрела очень даже миловидная девица. Исключительной, можно сказать, прелести. Смуглая, голубоглазая, высокая, тонкая, с лицом благородного маргре – и навсегда впаянной Печатью Всадника Ночи у левого виска…
Кэй, ты попал… Громейр выполнил свою угрозу. Я трясущимися руками снял одежду, втайне надеясь, что изменения коснулись только лица. Но если Верховный сердится, это серьёзно.
Мне пришлось уцепиться за край ванны, чтобы не упасть.
Самый сильный из всех Всадников. Имеющий за плечами семь Возвращений – больше только у Верховного! Вступивший в полный возраст. Получивший свой именной нординг из рук самой Иломены!
Мамочка моя… Твой сын, краса и гордость, услада глаз и лучший ученик Академии – девчонка…
Кэйори, зачем ты разозлил Верховного?!
В глазах мерзко защипало, но я усилием воли подавил недостойную слабость. Гроймер может поиздеваться над моей плотью, но я не позволю ему сломить мой дух! Мне не сто лет, и легче хвост у корга увидеть, чем слёзы изменённого!
Но как мне теперь быть?..
Я только что вернулся. Хотя бы лет десять мне придётся ждать очередного Возвращения. Иначе Печать не вытянет. Сбежать в Хэлое к папе с мамой под крыло? Спрятаться в родном мире?
Не затем я прожил свои пятьсот лет, из которых больше половины посвящены службе и защите Армэра! Я гордо вскинул голову. Можно изменить тело! Но не душу воина – как не свести Печать с лица!
Поток ледяной воды привёл меня в чувство. Тренированное тело отозвалось готовностью каждой мышцы. Уровень силы остался при мне, даже вырос, как всегда после Возвращения. Интересно, я ведь сейчас могущественнее Верховного. Способен ли я перестроить себя сам?
Что толку обманываться… Печать не позволит. Кэй, тебе предстоят весёлые годы…
Из ванны я вышел с невозмутимым лицом. Гордо прошёл мимо выпучившего глаза Скайя, подошёл к шкафу с одеждой, не торопясь выбрал рубашку и брюки… Спасибо, поганый корг, хоть рост ты мне оставил! Трудно было бы, полтысячи лет глядя на всех сверху вниз, задирать гордую голову, заглядывая в лица! О, даже сапоги менять не придётся. Как чистокровный маргре, я обладал скромным для парня размером ноги, не портящим теперь высоченную девицу. Рубашка в груди не жмёт – мышцами я обделён не был, зато в поясе провисает. Ничего, ремень для того и существует. Да подавись ты тухлым крумом, Гроймер! Шикарные рыжие волосы привычно скрутились в хвост.
– Скай, я к Верховному. Ты нординги запер?
– Д-да… Кэй…
– Что?
– Ты… в порядке?
– В полном!
* * *
Гроймер откровенно наслаждался, глядя на меня:
– Кэйори, ты в курсе, насколько великолепно выглядишь? Как был самым прекрасным созданием Элимеи, так и остался!
Я подождал, пока юные будущие Всадники, свежеиспечённые выпускники Академии, покинут зал Службы, старательно не замечая их вытянутых лиц и расширенных глаз, и лишь затем дал волю гневу:
– Гром, ты соображаешь, что творишь?! Как я теперь на корга сяду? Боком?! Грудями в упряжь? Буду биться вот этими пальчиками? И несколько дней в декарде брать отпуск по состоянию здоровья?
Мой учитель и командир скользнул с кресла, приблизился, задрал мой подбородок и заглянул в откровенный вырез рубашки:
– Ничего, упряжь стерпит. Отпуск, вернее, свободные дни, вам всем положены. Ты один их не брал все три сотни лет. Твои корги, насколько я помню, постоянно такие же тощие, как и ты. Ноги пошире раздвинешь, благо длинные. Чтобы подчинить нординг, физической силы не требуется.
Он хохотнул и вдруг стал серьёзным:
– Кэй… Не подумай,