В гостях у Дракулы. Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди (сборник). Брэм Стокер

      © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

      Брэм Стокер

      В гостях у Дракулы

      Рассказы

      Моему сыну

      Предисловие

      За несколько месяцев до горестной кончины, можно сказать, когда смерть уже накрыла его своей тенью, мой муж готовил к публикации три серии коротких рассказов, и книга, которую держит в руках читатель, – одна из них. К рассказам, включенным им в книгу, я добавила до настоящего времени не публиковавшийся эпизод из «Дракулы». Он был исключен из окончательного варианта романа с одной целью: уменьшить объем книги, и может вызвать интерес у многих почитателей произведения, которое считается лучшей работой мужа. Остальные рассказы уже печатались в английских и американских периодических изданиях. Проживи мой муж дольше, он, возможно, счел бы нужным переработать эти рассказы, большинство из которых относятся к раннему периоду его творчества. Но, поскольку судьба распорядилась так, что заниматься их выпуском приходится мне, я посчитала правильным и целесообразным не вносить никаких изменений и выпустить эти рассказы практически в том виде, в котором они были закончены им.

      В гостях у Дракулы

      Вдень отъезда солнце над Мюнхеном светило ярко, и в воздухе витало то радостное настроение, которое нередко ощущается поздней весной. Перед самым нашим отъездом господин Дельбрюк (хозяин гостиницы «Четыре времени года», в которой я остановился) спустился с непокрытой головой к коляске и, пожелав мне приятной дороги, обратился к извозчику, который придерживал дверцу коляски открытой:

      – Не забудь, ты должен вернуться до полуночи. Небо пока чистое, но по северному ветру чувствуется, что буря может начаться неожиданно. Впрочем, я и так не сомневаюсь, что ты не станешь задерживаться, – тут он улыбнулся и добавил: – Ты же знаешь, что за ночь сегодня.

      Йохан с важным видом ответил: «Ja, mein Herr»[1], тронул шляпу и хлестнул лошадей. Когда мы выехали за город, я спросил его, предварительно попросив остановиться: – Скажите, Йохан, что за ночь сегодня?

      Перекрестившись, он коротко ответил: «Вальпургиева ночь». Затем достал часы, огромный, величиной с луковицу, старинный серебряный немецкий хронометр, посмотрел на него, сдвинув брови, и нетерпеливо передернул плечами. Я понял, что таким образом он выражает свое раздражение задержкой, поэтому сел обратно в коляску и сделал знак отправляться дальше. Он тронул сразу же, как будто хотел наверстать упущенное время. Лошади то и дело вскидывали головы и подозрительно принюхивались. В такие моменты я сам часто встревоженно оглядывался по сторонам. На высоком, не защищенном от ветра плато, которое мы пересекали, было довольно прохладно. Я заметил дорогу, почти заросшую, которая, извиваясь, углублялась в небольшую долину. Она вызвала у меня такой интерес, что, даже несмотря на риск вызвать недовольство извозчика, я попросил остановиться, и когда он натянул поводья, сказал, что хотел бы поехать по этой дороге. Йохан, то и дело крестясь, постарался отговорить меня от этой затеи, но его попытки лишь вызвали у меня еще большее любопытство. Я стал задавать ему всяческие вопросы. Отвечал он короткими недовольными фразами и постоянно нетерпеливо смотрел на часы. Наконец я сказал:

      – Что ж, Йохан, я хочу отправиться по этой дороге. Я не приглашаю вас следовать за мной, если вы не хотите, но скажите, почему вы отказываетесь по ней ехать. Это все, что я прошу.

      В ответ он спрыгнул с козел, причем так быстро, словно хотел броситься на землю. Протягивая ко мне руки, он стал умолять не идти. Его немецкая речь перемежалась фразами на английском, чтобы я смог понять его. Он как будто хотел мне сказать что-то такое, сама мысль о чем наполняла его ужасом, поэтому, не переставая осенять себя крестом, он только повторял: «Вальпургиева ночь».

      Я попытался вступить с ним в спор, но трудно спорить с человеком, языком которого не владеешь. Тем более что преимущество все равно оставалось за ним, поскольку, начиная говорить на ломаном английском, он, возбуждаясь, неизменно переходил на свою родную речь, при этом часто посматривая на часы. Вдруг наши лошади забеспокоились и стали принюхиваться. Заметив это, Йохан побледнел, испуганно оглядываясь, потом неожиданно прыгнул вперед, схватил их за поводья и отвел примерно футов на двадцать. Я пошел следом и спросил, зачем он это сделал. В ответ он опять перекрестился, указал на место, где мы только что стояли, чуть сдвинул коляску по направлению к другой дороге, крестом пересекавшей ту, по которой ехали мы, и сказал, сначала по-немецки, потом как мог по-английски: «Здесь похоронен тот… тот, который убил себя».

      Я вспомнил о старом обычае хоронить самоубийц на перекрестках.

      – А! Понятно, самоубийство. Как любопытно! – сказал я, но хоть убей не мог понять, почему испугались лошади.

      Разговаривая, мы услышали какой-то