Первый царь. Бари Сыч
я там, состояла из наемников, пришедших с доброцким купцом. Это было видно и по их одежке, и по выговору. Гуляли охраннички от души и тратили серебро широкой рукой. Выпито и съедено уже немало, но не было им еще случая похвалиться силушкой да удалью. Толмач же скромно поужинал и пил светлое пиво. И вовсе не смотрел он на гуляк дерзко, раз лишь позволил себе глянуть, когда заорали они уже совершенно сверх всякой меры. Бросил взгляд из-за плеча да скривил губы, что и не осталось незамеченным.
– Я – человек маркграфа Линдена! – ответил толмач гулякам.
– А! – провозгласил один из них. – Линденская Марка! Был я там по молодости! Пропащее местечко!
– Что так? – загомонили его товарищи.
– Сама марка – меньше Ключицкого удела, – стал делиться впечатлениями рассказчик. – А народу там живет больше, чем в княжестве Доброцком!
– Эка ты хватил!
– Ну, может, и поменьше чутка, но теснотища там жуткая, – не смутился рассказчик. – От той тесноты болезни там великие и злоба людская.
– Что ж там за граф такой? – снова загалдели гуляки. – Безрукий? Али меча нет? Почто землю не воюет?
Это было оскорбление, ибо неуважение к хозяину унижает и слуг. Но толмач решил его снести. Их – восемь, он – один, ссориться не с руки. Не для того он пробивался с самых низов, постигал языки и ходил в учениках, чтобы ему свернули шею в пьяной кабацкой драке. Видит Священный Огонь, его путь слишком тернист. Совершенно невозможно наплевать на все в двух шагах от успеха.
Толмач вспомнил, как бродяжил с девяти лет, когда всю семью сгубило моровое поветрие. Он голодал. Жил подаянием, если не удавалось ничего украсть, или воровством в те дни, когда подавали скудно, а глаз примечал добро, плохо лежащее. Его кидало по всему востоку Империи, и лишь чудом он не был повешен как вор. Уберег Огонь и от того, чтобы стать подручным у грабителей и пойти по стезе лихого люда. Конец у той дороженьки лишь один – возле виселицы.
Он поступил к толмачу, плохонькому, не из гильдии. Как бы учеником, а более того – в услужение, ибо учитель его на уроки был скуп. К ледяным демонам в пасть те годы! Они оказались столь же голодными, как и времена бродяжничества, а воровать приходилось ничуть не реже, ведь свои скудные гроши учитель поедал и пропивал в гордом одиночестве, угощая мальчишку лишь зуботычинами.
Оказался ученик сметливым и любознательным, с чуткими ушами и крепкой памятью. Сам наслушался и нахватался. Кончилось все в один прекрасный день, когда купец, нанявший вечно полупьяного толмача, заметил, что его ученик переводит куда бойчее. Негоциант нанял мальчишку. Так он стал работать сам.
Завершилось обучение, зато начались годы труда, которые привели юношу в услужение к маркграфу Линдена. Аристократ собрался в паломничество по святым местам, и мажордом искал человека, что организует проезд господина по восточным землям Империи к морю, в портовый город Дестман. Это был счастливый жребий. По спеси своей, маркграф ждать не расположен, а все именитые толмачи оказались наняты или пребывали в других краях. Если все сделать правильно, то награда будет дороже золота или серебра. Молодой человек заработает имя. Тогда его примут в гильдию, благо на вступительный взнос он уже почти скопил, не хватает репутации. А толмач с гильдейской бляхой – совсем другие сферы. Через пару-тройку лет он сам наймет охранников, способных разъяснить пьяному быдлу, кто есть кто и куда смотреть не стоит. Злоба поднималась к горлу, но толмач всеми силами душил её, уткнув взор в кружку.
– Да у парня говор-то шиклинский, – заорал рыжебородый охранник, который выглядел пьянее других. – Они привыкли кому попало служить!
Собутыльники загоготали одобрительно, застучали кулаками по уставленному кружками и тарелками столу, так ретиво, что посуда начала подскакивать, а крайняя – и вовсе рушиться на пол. Это обстоятельство подогрело веселье буйной ватаги.
Стерпеть такое оскорбление было уже решительно невозможно, как невозможно заработать имя тому, кто позволяет помыкать собою. Толмач обернулся к нахалу.
– Ты так говоришь, потому что принял меня за кого иного или оскорбить хочешь? – поинтересовался он у пьяного злым голосом.
– Ты посмотри, как загорелся, – засмеялся рыжий.
Намек на его веру взъярил огнепоклонника, взор на мир окрасился красным, а стук крови в ушах стал нестерпимым. Укол был тем больней, что семья толмача поклонялась духам леса, как заповедано исстари. Однако вера предков не помогла им, и сирота обратился к Священному Огню, ибо на том крайне настаивал учитель, побуждая как перстом, так и пестом.
– Чего еще ждать от грязных язычников! – выкрикнул он, багровея от злобы. – Дикарям неведома честь!
– Ах ты, мразь! – заорали охранники, но голоса их были довольными.
Они полезли из-за стола. Кабацкая драка – первая потеха наемника. Да и шиклинские с доброцкими – враги старые. Хоть и было народу в трактире немало, но публика очистила ту часть распивочной, где сидел толмач. Охотников связываться с пьяной и лихой компанией не нашлось, зато поглазеть на драку выпивохи завсегда рады.
Мебель