По вашему слову память: да будут их грады построены. Роман Дальний
n>
Я хочу рассказать вам одну историю. Вот только не знаю, с чего начать. У меня даже имени своего нет. Возможно, когда-то имелось, но мы не помним. Легенды Призванных гласят, что все мы когда-то были людьми, но я точно знаю: легенды есть легенды. И растут они прямиком из Катехизиса, а Катехизис – лишь направления, но не путевые точки. И чем руководствовался его автор, глядя на заре нашей истории в зыбкое марево вероятностей, то ему только и ведомо. Беда в том, что сам автор с блаженной улыбкой Будды нажал кнопку детонатора, восседая на сингулярном реакторе. И теперь ни на один вопрос не ответит. Но мне почему-то кажется, что уже ответил. На все сразу. Получилось ярко, даже ослепительно.
Также для меня весьма непросто выстроить вменяемую хронологическую цепочку событий. Тех, что уже произошли; тех, что происходят сейчас; и тех, что скоро, как нам кажется, произойдут. Люди делят время на прошлое, настоящее и будущее, у нас такого деления нет: наше прошлое существует сейчас, простираясь в наше будущее – всё сходится в одной точке с равноценными переменными, которыми мы балансируем на канате текущего момента, всем естеством ощущая пропасть небытия под ногами.
На практике такая лирика означает, что мы с одинаковой лёгкостью можем говорить «недавно» как по отношению к событиям, произошедшим полчаса назад, так и по отношению к тем, что происходили четыре тысячи лет назад – для нас воспоминания имеют одинаковую ценность, а масштаб контекста – он ведь сильно разный. В том числе и прогнозов. О содержании которых мы также можем говорить так, как о том, что уже произошло. Future perfect? – Какая тонкая ирония. И видения. И случайности. И предопределения. Орёл или решка? – Если бы: навечно зависшая в воздухе монета. Но кота Шрёдингера давно нет в том ящике. Он лежит у нас на коленях и мурчит.
Будущее… Если достаточно долго смотреть в пляшущий перед глазами калейдоскоп неизбежных в своей хаотичности фракталов, не столько постигаешь Нирвану, сколько становится попросту скучно. В чём есть первая причина наших постоянных ошибок: маленькие дети постоянно падают, раздражая мамок, не потому, что не в состоянии видеть дорогу под ногами, а потому, что окружающий мир и открывающиеся перспективы – гораздо интересней. Что ещё понятней на фоне последующего дзена: количество всех возможных комбинаций квантовых вероятий полностью совпадает с количеством времени, которое требуется на их постижение. И вот мы уже едва ли не воочию видим, как горизонт событий равнодушно наматывает на себя концепцию Всеведения.
Вот мы и не претендовали, никогда. Иногда нам приписывали, но мы сами всегда помнили про масштаб. И тогда, когда безошибочно вели ваших далёких предков по лесу за добычей; и тогда, когда последними поднимались на борт Ковчегов; и тогда, когда с чужого неба падали звёзды. Практики, а не фундаменталисты. Я объясню. В некоей неопределённой перспективе каждый из нас умрёт. Далеко не факт, что безболезненно. Меняем масштаб, делаем его больше: расширяющееся Солнце пожирает Меркурий, а Землю превращает в Венеру – глобальное вымирание всего живого на планете. Ещё увеличиваем масштаб: тепловая смерть Вселенной (как считают некоторые) или такое изменение констант в известной нам её части (как думаем мы), что конкретно для нас в текущем виде (экий каламбур) на выходе – хрен редьки не слаще. Возникает вопрос: зачем нам такое будущее? А вот если уменьшить масштаб до котировок на завтра, гопников в подворотне или путей объезда пробок на дорогах… Совсем ведь другое дело, не так ли?
Где-то тут мы и получаем то бытовое видение будущего, которое позволяет идти в него по Жёлтой кирпичной дороге, весело насвистывая, а не ставить неуверенно ноги на топкой, заболоченной сомнениями тропинке, настолько затянутой туманом неопределённостей, что слабый фонарь разума не столько освещает путь, сколько порождает отсветы и тени, из которых одобренная эволюцией паранойя столь мастерски ткёт страхи, ужасы и прочих чудовищ. Вот разница. А комические куплеты в том, что нам не нужно в Изумрудный город. И мы порою теряемся на ровном месте.
И вот тут мы выходим к вам из теней, протягиваем руку, а вы её благодарно принимаете, наивно полагая, что если мрак и ужас вокруг немного и ненадолго рассеялись, приобретя понятную и такую знакомую форму, то мы-то уж знаем – куда идём. Но ни один из нас не Вергилий и уж тем более не Данко. Правда совсем в другом: мы выводим вас туда, где свет и ясность нужны только затем, чтобы вы сразу забыли о нас в характерном для вас избытке благодарности и выбрали – куда вам (а потому и всем нам) идти дальше. Так было, так есть, так будет. Я только не совсем понимаю, где одно переходит в другое, чтобы стать третьим.
А если в пёстрый винегрет выше добавить ещё особенностей мышления и памяти, то получится совсем антихудожественно.
Мышление у нас, вкратце говоря, двухпотоковое. В грубом приближении выглядит так: оба наших полушария могут работать настолько независимо, что при решении какой-нибудь сложной задачи могут параллельно рассматривать диаметрально противоположные варианты. От шизофрении нас отделяет в результате только необычное (относительно человеческого) строение мозолистого тела, выступающего в роли своеобразного нейроморфологического арбитра и предохранителя.