Только роза. Мюриель Барбери
не имела значения, она продолжала смотреть на цветы. Они встали.
– Полагаю, вы отвезете меня ужинать туда, куда он приказал, – сказала она.
– Про рестораны он ничего не говорил, – ответил Поль. – Но сначала я хотел бы кое-что вам показать.
– Вам больше нечего делать, кроме как заниматься мной? – спросила она. – У вас нет семьи? Вы не работаете?
– У меня есть дочь, она сейчас в хороших руках, – сказал он. – Что касается работы, то это будет зависеть от вас.
Она мгновение размышляла над его ответом.
– Сколько лет вашей дочери?
– Десять. Ее зовут Анна.
Она не решилась осведомиться о матери Анны, расстроилась при мысли, что она существует, и изгнала ее из своей головы.
Дома в прихожей утренние розовые пионы слагались в замысловатую композицию. Она последовала за Полем, они миновали ее спальню и дошли до конца коридора. Он отодвинул дверь, перед которой накануне она повернула обратно. Это была комната с татами и двумя большими угловыми окнами, одно из них выходило на реку, другое на северные горы. У стены, обращенной на восток, стоял низенький столик с бумажным фонариком, принадлежностями для каллиграфии и несколькими разбросанными листами; на стенах, противоположных окнам, – высокие панели светлого дерева. Сначала она увидела реку, потом горы с хребтами, наложенными друг на друга, как складки ткани, и, наконец, фотографии, тщательно приколотые к деревянным панелям.
На одной из них была маленькая рыжая девочка в летнем саду. На заднем плане большие белые лилии скрывали сложенную из сухих камней стену. Справа виднелась долина с синими и зелеными холмами, вьющейся рекой и небом с пухлыми облаками. Она рассмотрела все фотографии и через мгновение поняла, что первая, бросившаяся ей в глаза, была единственной знакомой ей. Все остальные снимались телеобъективом без ее ведома, под разными углами и в разное время года.
– Как он ее раздобыл? – спросила она, подходя к рыжей девочке.
– Паула, – ответил он.
– Как?
– Однажды Хару получил от нее эту фотографию.
– И всё?
– И всё.
Она обвела взглядом панели. На сделанных украдкой снимках она была представлена в разных возрастах рядом с Паулой, ее бабушкой, с друзьями, дружками, любовниками. Она опустилась на колени на татами, склонила голову, словно каясь. Очевидность, взывающая к покорности и мольбе, снова пробудила в ней гнев, и она подняла голову.
– Нет ни одной фотографии с моей матерью, – сказала она.
– Да, – согласился он.
– Он шпионил за мной всю мою жизнь. И ни одной фотографии с нею.
– Он не шпионил за вами, – возразил Поль.
Она наткнулась на его прозрачный взгляд, почувствовала себя загнанной в тупик, доведенной до крайности.
– А как это называется? – спросила она.
– Это все, что Мод ему позволила.
– Целая жизнь без матери, – сказала она.
Она встала.
– И без отца.
Она снова опустилась на колени.
– Вы