Пока Париж спал. Рут Дрюар

      Жан-Люк подносит бритву к щеке, рассматривая свое отражение в зеркале ванной комнаты. Поначалу он не узнает себя. Остановившись с бритвой, застывшей в воздухе, он вглядывается в свои глаза, не понимая, в чем дело. Теперь в нем появилось что-то американское. Это заметно по его здоровому загару, белым зубам и чему-то еще – но он не может определить, чему именно. Может, дело в том, как уверенно он держит подбородок? Или в том, как улыбается? Так или иначе, ему это нравится. Американские черты – это хорошо.

      Он возвращается обратно в спальню с обмотанным вокруг талии полотенцем. Какое-то темное пятно на улице привлекает его внимание. За окном он видит «Крайслер», который движется вверх по дороге и останавливается за дубом, прямо перед его домом. Странно. Кому надо приезжать сюда в семь утра? Погрузившись в свои мысли, он не сводит глаз с машины, но запах масла и теплых блинчиков, доносящийся снизу, зовет его завтракать.

      Он входит на кухню и целует Шарлотту в щеку, треплет сына по волосам в знак приветствия. Бросает взгляд в окно и видит, что машина все еще там.

      С водительского сиденья вылезает долговязый мужчина, вытянув шею, он оглядывается вокруг – прямо как пеликан, думает Жан-Люк.

      С пассажирского сиденья выходит коренастый мужчина. Они направляются к дому.

      Звонок в дверь нарушает утреннюю тишину. Шарлотта поднимает голову.

      – Я открою.

      Жан-Люк уже направляется к выходу. Снимает цепочку и открывает дверь.

      – Мистер Боу-Чемпс? – спрашивает человек-пеликан без тени улыбки.

      Жан-Люк рассматривает его: темно-синий костюм, белая рубашка и плоский галстук, высокомерный взгляд. Обычно он не обращает внимания, когда его фамилию произносят неправильно, но почему-то сегодня утром его это особенно задевает. Может потому, что на его пороге стоит какой-то мужчина.

      – Бошам, – поправляет он. – Это французская фамилия.

      – Мы знаем, что она французская. Но мы ведь в Америке.

      Глаза человека-пеликана сужаются, когда он переступает порог в своих блестящих черных ботинках. Он заглядывает за плечо Жан-Люка, его шея хрустит, когда он поворачивается и наклоняет голову набок, чтобы посмотреть на навес, под которым припаркован их новенький «Нэш 600». Одна сторона его рта кривится.

      – Я мистер Джексон, а это мистер Брэдли. Мистер Боу-Чемпс, мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

      – О чем? – спрашивает он, стараясь подчеркнуть свое удивление, но его голос звучит фальшиво – на октаву выше, чем нужно.

      До входной двери доносятся стук тарелок, которые ставят на стол, легкий смех сына. Знакомые звуки отдаются эхом, и Жан-Люку они кажутся давно забытым сном. Он закрывает глаза, цепляясь за исчезающие очертания. Крик чайки возвращает его в настоящее. Сердце гулко бьется под ребрами, как пойманная в клетку птица.

      Коренастый мужчина, Брэдли, наклоняется вперед и понижает голос:

      – Вы ведь попали в окружную больницу шесть недель назад после автомобильной аварии? – Он вытягивает шею, словно надеясь таким образом собрать информацию о том, что происходит в этом доме.

      – Да. – Пульс Жан-Люка становится чаще. – Меня сбила машина, она слишком резко выехала из-за угла. – Он замолкает, переводя дыхание. – Я потерял сознание. – Жан-Люку приходит на ум имя доктора – Висман. Он засыпал Жан-Люка вопросами, когда тот только начал приходить в себя, когда его сознание еще было затуманено.

      – Как давно вы живете в Америке? – спросил он. – Откуда этот шрам у вас на лице? Вы родились всего с двумя пальцами на левой руке?

      Брэдли кашляет.

      – Мистер Боу-Чэмпс, мы хотели бы, чтобы вы проехали с нами в здание городского муниципалитета.

      – Но зачем? – Его голос хрипит.

      Они стоят так, будто держат его в осаде, заложив руки за спину и выпятив грудь вперед.

      – Нам кажется, будет лучше обсудить это там, а не здесь, у вас пороге, на глазах у соседей.

      Скрытая в этих словах угроза заставляет все внутри Жан-Люка сжаться в комок.

      – Но что я сделал?

      Брэдли поджимает губы.

      – Это всего-навсего предварительное расследование. Мы могли бы обратиться за помощью в полицию, но на раннем этапе мы бы хотели… Мы хотим напрямую прояснить факты. Я уверен, вы все понимаете.

      «Нет, не понимаю! – хочется кричать Жан-Люку. – Я не знаю, о чем вы говорите».

      Но вместо этого он соглашается и тихо бормочет:

      – Дайте мне десять минут.

      Захлопнув дверь прямо перед их лицами, он возвращается на кухню.

      Шарлотта кладет блинчик на тарелку.

      – Это был почтальон? – спрашивает она, не поднимая глаз.

      – Нет.

      Она поворачивается к нему, хмурится, на лбу у нее залегает тонкая морщинка,