Имеющая право молчать. Эль Стравински
нной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
А. С. Пушкин
Иллюстратор Валерия Андреевна Кучер
© Эль Стравински, 2021
© Валерия Андреевна Кучер, иллюстрации, 2021
ISBN 978-5-0053-5108-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Небо пылало. Взрывалось переливчатыми красками пламени. Казалось, коснешься – и развеешься пеплом. Порывчатый ветер играл моим плащом, унося алый бархат за границу неба. Резко выдохнув, я с упоением до отказа заполнила легкие свежим предрассветным воздухом. Первый вдох свободы и нового дня. Скоро начнется бой. Многое стоит на кону. Много жизней, много судеб. Бог мне судья, я не хотела взваливать на себя такую ответственность. Бежала от этого как могла. Но видимо от судьбы не убежишь.
За моей спиной тысячи шатров, с еще пока мирно спящими воинами. Впереди – неизвестность и смерть. Но лучше умереть, чем жить в мире, где апейрон дороже жизни, а ложные боги и идеалы превыше долга и чести.
Развернувшись, я последний раз взглянула на сердце пустыни и решительно направилась разбивать свое.
ГЛАВА I Колесо судьбы
– Каира, дитё, экономь апейрон, – бесцветно бросил мастер Браг, не отрываясь от своих колбочек с разноцветными жидкостями.
– Надзиратель Свортон выделил на этот месяц всего лишь половину от нужного количества. Боюсь, в этот период лучше не помирать, да простят меня Изначальные, – рыхлый старикан поднял выцветшие очи к небу и что-то едва слышно забормотал, видимо молитву.
Рука так и застыла надо лбом усопшего, прервав стремительное намерение ярче проявить погребальные начертания. Этого мужчину я не знала. Возможно, видела мельком несколько раз в городе. Как ни странно, он умер от старости, что было редкостью в наших краях. Заснул и не проснулся. Самая милосердная смерть, о которой мечтают многие. Об этом я не раз слышала от тяжело раненых или больных, за которыми мне довилось ухаживать в их последние дни и часы. Копи никого не щадили. Порой я просто забивалась в угол, чтобы не сойти с ума от людских трагедий, от вездесущего запаха смерти и гниющей плоти. Но слезы не спасали, лишь на пару минут давали призрачное чувство успокоения. Поэтому я больше не плакала. Никогда. Ни разу. Не обронила ни единой слезинки. Мастер Браг говорил, что это пустая трата воды в пустыне. Может так оно и было. А кто-то скажет, что это черствость, бесчеловечность. Ну и пусть, у каждого своя правда. Я не могла спасти всех, но облегчить их уход, считала своей обязанностью. Наверное, я и вправду – эгоистка, скорее делала это для себя, для успокоения своих внутренних демонов. Но как можно спокойно уснуть, зная, что ты не сделал все возможное? Пусть даже посмертно.
Копи действительно практически полностью отдали свой запас апейрона, выжженных земель становилось все больше, а найденных крох первоэлемента все меньше. Да еще пустынные пираты два раза за последний месяц разоряли наши караваны идущее с ценным грузом в столицу. Вот Свортон и вымещал свою злость на работниках: то еды недодадут, то часов работы больше устроят, теперь вот и до покойников добрались.
Печально вздохнув, я еще раз скептически осмотрела результат своего труда (хоть апейрона было и мало, но начертания удались на славу). Надеюсь, переход этого бедолаги в призрачные земли будет легким.
Служителя Дахмы в нашем провинциальном городке не было. Только один лекарь – мастер Браг, который и возложил на себя непосильную ношу спасения не только тел, но и душ. Так получилось волею случая, что разделить эту ношу с ним пришлось именно мне.
За год работы с мастером, я уже перестала бурно реагировать на холодные, бездыханные тела. Но признаюсь честно, в первый раз помогая Брагу провести погребальный ритуал, едва ли не потеряла сознание. Липкий сковывающий холод при виде безжизненных глаз так и остался до сир пор где-то глубоко во мне, неотъемлемой частью: темной, мрачной и предательски тихой. Наверное, тогда я была еще совсем зеленой, впечатлительной и ранимой. А может