Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939-1941 годы. Михаил Мельтюхов
Великой Отечественной, начавшейся с трагических поражений Красной армии и ставшей одной из самых тяжелых за всю историю Российского государства.
В течение десятилетий историки разных стран в своих трудах стремились дать ответы на вопросы о том, как возникла война, почему относительно локальный европейский конфликт перерос в мировую глобальную войну, кто и в какой степени несет ответственность за такое развитие событий. Конечно, ответы на все эти вопросы давались на основе доступных в момент написания различных работ документов, а также с учетом политической конъюнктуры. Однако источниковая база исторических исследований постепенно расширяется, становятся доступными для историков еще недавно секретные документы. Естественно, это вызывает новые попытки осмыслить появившуюся информацию, уточнить наши знания о прошлом. Ныне этот процесс идет и в российской исторической науке. Стремясь максимально полно осветить все подробности событий, приведших к трагедии 1941 г., отечественные исследователи в 1940–1980‐е годы на основе доступных источников проделали большую работу. Тем не менее начавшееся с конца 1980‐х гг. появление новых документов, расширение доступа к архивным фондам и освобождение историков от жесткого идеологического диктата со стороны властей поставило задачу нового осмысления этой темы.
Отечественная историческая наука не первый раз сталкивается с подобной проблемой. Схожие процессы происходили в ней в XIX – начале XX вв. применительно к исследованию истории другой Отечественной войны – 1812 года. В течение первых 50 лет изучение истории той войны велось исключительно в рамках официальной версии событий, которая подкреплялась личной близостью ведущих историков к трону. Но в 60‐е годы XIX века начался процесс переоценки устоявшихся взглядов, который шел далеко не просто и не безболезненно. Как и теперь, тогда тоже хватало поспешных выводов, хлестких заявлений, превалирования эмоций над существом исторических проблем. Так, в частности, своеобразным протестом против пересмотра устоявшейся версии событий стала всемирно известная эпопея Л.Н. Толстого «Война и мир». Как бы то ни было, к 100-летию войны 1812 г. был издан новый фундаментальный труд, обобщивший итоги исследований и до сих пор сохранивший определенное научное значение. Теперь, спустя еще свыше 100 лет, российская историческая наука может по праву гордиться результатами изучения тех далеких событий, что лишний раз подтверждает всем известную истину – спокойный и беспристрастный анализ всегда предпочтительнее чрезмерно эмоциональных оценок, лишь затемняющих суть дела.
В развитии исследований истории Великой Отечественной войны, видимо, идет схожий процесс. В течение 50 лет в рамках официальной советской версии событий, сформулированной еще в 1941–1945 гг. и закрепленной в выступлениях лидеров Советского государства и Коммунистической партии, было дано описание важнейших событий войны, изданы многие документы тех лет, возникла обширная литература по различным проблемам. Однако постепенно все яснее становилось, что чем больше мы узнаем о событиях тех лет, тем сложнее сохранять в неизменном виде официальную версию. Поэтому постепенно идеологический контроль за изучением этих тем усиливался и к началу 1980‐х годов подавляющее большинство исследований истории Великой Отечественной войны стали походить друг на друга как две капли воды. Естественно, это порождало чувства неудовлетворенности и недовольства у многих историков: ведь что может быть тяжелее для исследователя, чем знание, которое невозможно обнародовать, обсудить с коллегами? Это в определенной степени объясняет тот бум исторических сенсаций, который захлестнул страну во второй половине 1980‐х гг.
В начале 1990‐х годов процесс переоценки истории Советского Союза зашел достаточно далеко, а тезис о «сталинских ошибках», приведших к трагичному началу войны, уже стал общим местом в литературе. К этому времени были введены в научный оборот многие ранее неизвестные факты и документы, но, к сожалению, далеко не всегда уделялось должное внимание обобщению этих материалов. Этот процесс в основном развивался в исследованиях внешней политики СССР 1939–1941 годов на основе заимствования ряда характерных для западной историографии концепций этого периода. И хотя эти исследования, как правило, не использовали значительный массив источников, не связанных напрямую с внешнеполитической деятельностью СССР, их появление стало первым шагом на пути к пересмотру официальной концепции кануна Великой Отечественной войны. Уже в 1991 г. А.Г. Донгаров высказал предположение, что «за событиями первого плана осени 1939 года – лета 1941 года, как будто бы указывающими на активную подготовку к отражению возможной германской агрессии, стояли какие-то сокровенные цели и расчеты Кремля, в которых вариант нападения Германии на СССР просто не предусматривался»[1]. Определенная переоценка военно-исторических проблем кануна войны была предложена в работах Б.Н. Петрова и В.Н. Киселева[2], опубликованных в 1991–1992 гг., которые, однако, не получили должного отклика.
С 1993 г. военно-политические проблемы кануна Великой Отечественной войны оказались в центре дискуссии, вызванной публикацией в России книг В. Суворова[3]. Хотя эти работы написаны в жанре исторической публицистики