Гонщик. Биби Истон
ровном или брачном родстве, слишком велика, чтобы я могла позволить вам продолжить чтение. Пожалуйста, миссис Брэдли, положите книгу и медленно отойдите. Поверьте мне, миссис Истон. Это для вашего же блага.
Если же ваша фамилия не Брэдли и не Истон и вы впервые сталкиваетесь с Харли Джеймсом, держитесь. Он – воплощение плохого парня с невинным лицом, и он устроил мне ту еще гонку по жизни. В хорошем смысле! Образ Харли в общих чертах списан с моего бывшего приятеля, но его имя, определяющие характеристики и личные качества были изменены и/или преувеличены до такой неузнаваемости, что его и родная мама бы не опознала. Ну, в смысле у нее могли бы закрасться определенные подозрения, но она не смогла бы ничего доказать.
Если же вы принадлежите к первой группе, то вы уже знакомы с Харли – и даже с двумя его версиями. Вы видели его в виде прелестного мерзавца в моих дневниковых записях и в качестве выдуманного героя-любовника в той их части, которые я нарочно подсовывала Кену. Ну что ж, я счастлива сказать вам, что выдуманный герой-любовник Харли будет звездить в этой книге, тогда как ее сюжет, обстоятельства и действие будут основаны на реальных событиях. Я постаралась представить вам лучшее из обоих миров – сексуального, опасного, татуированного героя и жесткий, страшный, реалистичный сюжет.
Как я уже говорила в «Рыцаре», эта книга – моя правда, но она не является полной, стопроцентной правдой.
(В данном случае тут примерно процентов шестьдесят пять. Максимум – семьдесят пять.)
Хорошего путешествия!
Глава 1
Проснувшись утром своего шестнадцатого дня рождения, я не выскочила из постели, чтобы бежать получать права. Я не подумала о назначенной на этот день покупке машины – машины, на которую копила с того момента, как мне исполнилось пятнадцать и я официально получила право на работу. Мне не хотелось идти за покупками, открывать подарки или есть чертов именинный пирог. Мне хотелось проспать, к чертям, этот день, потому что стоило мне проснуться, как меня начинала пожирать душераздирающая боль. Я чувствовала, как она грызет мое нутро, уничтожает мою когда-то радостную личность, высасывает энергию из моих костей, заглатывает мое стремление жить. Быть живой – больно. Просыпаться больно. А спать – нет.
Неохотно раскрыв глаза, я покосилась на прикроватную тумбочку. Красные цифры на часах говорили, что я опять проспала до полудня. Лежавший тут же черничный кекс с кривовато воткнутой в него свечкой говорил, что приходила мама, которая пыталась меня разбудить. Распахнутые ставни, сквозь которые в спальню светило летнее солнце, давали понять, что она приходила не единожды. А эта маленькая таблетка и стакан воды на тумбочке? Они только разозлили меня.
Я села и начала рыться в набросанном на столике дерьме, пока не нашла свою пачку «кэмел лайт». Пренебрегая водой и пищей, я выбрала яд. Сделав первую, глубокую, успокоительную затяжку, я ждала ее расслабляющего эффекта, но даже курево перестало приносить радость. Как и со всем остальным, это стало просто рутиной.
Поднести руку ко рту.
Вдохнуть.
Выдохнуть.
Повторить.
Я стряхнула пепел в пустую жестянку тут же на столике и уставилась на таблетку, которую принесла мне мама, – крошечную белую надежду, обернувшуюся очередным разочарованием. Я взяла ее в руку и внимательно рассмотрела. Если бы на ней не было выдавлено PROZAC, можно было бы предположить, что родители просто дают мне мятные конфетки.
Эта херня не работала. Не делала ничего, лишь приглушала яркие цвета моего мира, превращая его во что-то грязно-серо-унылое. Вместо моих привычных чувств, всей этой яркой смеси яростно-кричащего алого, пенящейся и клубящейся лазури и предостерегающе мигающего желтого мой внутренний мир теперь был серым, как облако дыма, висящее в пространстве между полом и потолком моей спальни. Серым, как моя кожа, которая западала между ребрами в грудную клетку и болталась в провалах щек и глазниц.
Серым, как поблекшая татуировка рыцаря на внутренней стороне моего левого безымянного пальца.
Я зашвырнула прославленную мятную таблетку через всю комнату, слушая щелк-щелк-щелк, с которым она отлетела от стены, прокатилась по моему столу – сделанному из двери, лежащей на двух офисных тумбочках, которые мама подобрала в Армии Спасения и покрасила в черный цвет, – и приземлилась на кучу сияющего нейлона цвета хаки, валяющуюся на полу.
Моя грудь сжалась, как будто кто-то за спиной туго затянул на мне шнурки невидимого корсета. В уголках глаз собрались слезы, потому что перед ними замелькали знакомые картинки. Скинхед, стоящий возле моего школьного шкафчика и надевающий мне на плечи маленькую темно-зеленую летную куртку, чтобы согреть мою вечно мерзнущую шкуру. Его улыбка, с которой он поворачивает меня к себе, радуясь, что куртка подошла. Я никогда раньше не видела такой улыбки. Мне захотелось, чтобы он улыбнулся снова, но вместо этого он только нахмурился, когда я сказала, что не могу взять его подарок. Когда я, как и все остальные, отвергла его.
Зажмурив глаза, я прижала к ним ладони, пытаясь избавиться от этих воспоминаний.