Бог войны. Дэвид Гилман
у каменщику о выдаче грамоты на арест его брата говорило о благоволении к нему его светлости, отчего управляющий выглядел не столь хищным. Шанс парнишке сбежать от повешения. А за изнасилование и убийство Сары, дочери Малкольма Флоскли из соседней деревни, уж непременно должны повесить.
– Томас! – позвал Чендлер, привязывая лошадь к коновязи. – Где этот тупой ублюдок, твой братец? Томас!
Дом был глубиной в одну комнату, два с чем-то десятка футов в длину, с саманными стенами, изготовленными из глины, смешанной с соломой и навозом, с островерхой кровлей из местного камыша, побуревшей от возраста и поросшей мхом. Сквозь дыру в крыше тянулся дымок. Чендлер, пригнувшись под свесом крыши, заколотил в дверь с железными петлями. Из тумана сбоку от коттеджа появилась фигура.
– Рановато вы, господин Чендлер, – сказал юноша с охапкой дров, настороженно глядя на блюстителя лорда Марлдона. С хорошим делом он бы не пришел – значит, жди беды.
При росте чуток повыше шести футов Томас Блэкстоун, трудившийся подмастерьем в каменоломне с семилетнего возраста, был сложен, как взрослый мужчина, неустанно использующий свое тело для тяжких трудов. Темные волосы обрамляли открытое лицо, а в его карих глазах не было ни намека на подлость. Как и вся его кожа, лицо обветрилось, чуть ли не сравнявшись цветом с его кожаной тужуркой, создавая впечатление, что он куда старше своих шестнадцати лет.
– Я здесь, чтобы предупредить вас. Выдан ордер на арест твоего брата. Люди шерифа уже в пути. Времени у вас в обрез.
Блэкстоун вгляделся в рассеивающийся туман; еще час-другой, и утреннее солнце прогонит его. Прислушался: нет ли топота копыт. Всадники приедут по накатанной колее, и подкованные железом копыта будут звенеть при ударе о ее кремни. Царила полнейшая тишина, не считая утреннего кукареканья. Коттедж расположен далеко за околицей, и будь у Томаса желание, он мог бы отвести брата в лес и дальше в холмы совершенно незаметно.
– С каким обвинением?
– Изнасилование и убийство Сары Флоскли.
У Томаса мучительно заныло под ложечкой, но он даже бровью не повел.
– Он не сделал ничего дурного. Незачем нам убегать. Спасибо вам за предупреждение, – с этими словами Блэкстоун положил нарубленные дрова у передней двери.
– Боже, Томас, я же знаю, его светлость не хочет, чтобы с головы твоего брата хоть волос упал. Ты его опекун, а его светлость всегда был добр к вам обоим со времени смерти вашего отца, но ответственность возложат на вас обоих. Тебя повесят вместе с ним.
– Ваш кузен еще ищет здесь хозяйничать? Ему будет сподручно, коли мы с Ричардом сбежим в холмы, аки тати. Наши десять акров его устроят.
Справедливость обвинения уязвила Чендлера.
– Дурень ты, дурень! От этого лорд Марлдон вас защитить не сможет.
– Его светлость всегда сказывали, что ежели человек невиновен, страшиться ему нечего.
Отвязав поводья от столба, Чендлер забрался в седло.
– Помнишь Генри Дреймана?
Того недолюбливали полдюжины деревень по всему краю. Сущая скотина в свои двадцать с чем-то лет, алчущий побеждать во всем, будь то петушиные бои или игра в кости. Брат Блэкстоуна то и дело побивал его на состязаниях лучников, но на прошлую Пасху Дрейман был унижен дальше некуда, когда Ричард одолел старшего поединщика в борьбе. Потерпев поражение от мальчишки почти на десять лет моложе него, Дрейман поклялся отомстить и теперь как-то исхитрился этого добиться.
– Твой выродок-братец еще до исхода дня будет болтаться на веревке. Он будет реветь от ужаса. Тупой ублюдок.
Шагнув вперед, Блэкстоун без натуги сграбастал поводья коня и скрутил их, стиснув руки Чендлера ремнями до боли. Тот сморщился.
– Я уважаю ваш пост, господин Чендлер. Вы служите его светлости с прилежанием, но я молю вас заверить его, что ни я, ни мой брат не навлекли на его великое имя никакого бесчестья.
Он разжал хватку, и Чендлер повернул коня прочь.
– Дреймана поймали с ее лентами. Ее труп нашли на ниве ее отца. Это ведь туда ты ее водил, а? И твой братец. Господи, да вся окаянная деревня прелюбодействовала с ней, но прежде чем Дреймана вчера повесили, он успел возвести оговор.
Блэкстоун понял, что теперь суда шерифа не избежать. Приговоренный к смерти может обвинить своих врагов для смягчения участи – изобличить в своем преступлении другого, объявив его сообщником. При короле Эдуарде III пытки вне закона, но наделенные властью и полномочиями блюсти закон на местах никогда не чураются прибегать к ним, чтобы выудить признание. Неделя у столба, измаранного его же собственными испражнениями, без крохи еды и капли воды, и побои от рук людей шерифа наконец сломили дух Дреймана и развязали ему язык. С жизнью он уже распростился, но боль и страдания не смогли вытравить из него коварство. Он уйдет с этого света, прихватив с собой еще кое-кого – врага. Того, кто его унизил, чье имя отпечаталось у него на сердце, будто камнерез высек его собственной рукой.
– Цены на шерсть растут, – усмехнулся Чендлер. – Не пройдет и недели, как мой кузен