Мистическая история Ивового городка. Слава Савская
ми вздымался багряно-серый дым. Воздух был спертым, кроны деревьев неподвижны, сама природа словно замерла. Останки тридцати тел догорали в обводах почерневшей тлеющей травы. В сердце круга распростерлось тело мужчины. Душа только что покинула его, и глаза, смотревшие ввысь, где дым скрывал небеса, стали отражением абсолютной пустоты.
Поодаль от этого места, на небольшой каменистой возвышенности, сидела юная девушка. Она наблюдала, как вьется густой дым, унося души пожертвовавших собой женщин в иной мир, и, рвущими укусами, разделывалась с оставшимся куском вяленого мяса. Холодный взгляд серых глаз скрывал прищур, на высокий лоб спадали две короткие косички светлых волос, собранных в хвост на затылке, а грубые скулы динамично двигались при пережевывании грубых мясных волокон. Вдалеке, в поселении, уже начиналось празднование, доносились агрессивные удары в бодран и мелодия плачущей лиры. Зажженные огни позволяли видеть пляшущие силуэты на деревьях. Последняя птица пропела песню, а значит, скоро прольется кровь козла и петуха. Ее народ ждала ночь веселья и утех, а она отправится исполнить долг.
Девушка размышляла, у нее было еще много времени подумать, по крайней мере, пока прах не остынет, а глаза мужчины не будут закрыты. Размышляла в основном о том, что же она чувствует. Не было горя утраты, но и ощущения легкости, которого она так ожидала, также не находилось. И наконец, спустя несколько часов, под доносящиеся звуки увеселяющей музыки, пение, смех и улюлюканье, она осознала, что чувствует благодарность, и по ее щеке покатилась одинокая слеза.
Шмыгнув носом и протерев рот рукавом рубахи, она поднялась со своего места, на котором, казалось, все эти часы просидела в одной позе. Только сейчас она почувствовала ночную прохладу и поняла, что небо давно очистилось от дыма. На нем сияли золотистые огни. Глубоко вдохнув, она подняла с земли мешок, сшитый из грубой пряжи, который был исписан рунами, и двинулась к месту жертвоприношения. Снизу, у возвышенности, где она сидела, подхватила с земли веревку, к которой были привязаны носилки, сложенные из двух стволов покрепче и сплетенных ветвей, и потащила их за собой.
Первым делом она подошла к телу мужчины, мешок и носилки бросила рядом на земле, а сама опустилась на колени. Ее глазам понадобилось время, что бы ночь позволила ей видеть лицо мужчины. Она вглядывалась в его жесткие черты лица и, не переставая, поглаживала по заплетенным волосам. Духи уже позаботились закрыть его глаза. Ему больше никогда не увидеть ночных огней и дневного света небес.
– Пу склат бэк, паппа. – Попросила она его уйти, но мертвец уж точно знал наверняка, что должен был это сделать. Но она не была уверенна, знал ли он, куда лежал его путь, и добавила: – Инн Хельхейм.
Она поднялась с колен, взяла мешок и стала собирать прах всех сгоревших. Тридцать пепельных насыпей, несколькими часами ранее, были тридцатью отважными женщинами, воительницами, героями, воюющими за мир. Боги не полюбят их даже за такую жертву, но ее народ возблагодарит, и будет чтить веками и тысячелетиями.
Когда она подошла к последней горке пепла, мешок уже был увесистым, она раскрыла его, и стала руками собирать и ссыпать все, до последней пепельной пылинки, в него. В конце она посмотрела на свои испачканные ладони, и на мгновение в ней опустился дух. Вдруг из нее издался нечеловеческий стон! Она провела ладонями по лицу, оставив на нем черные полосы, а затем стала слизывать все с них, непрерывно и жадно, пока они не стали чистыми! Во рту стало горько, а потом сухо, она достала фляжку с водой и смыла вкус праха двумя большими глотками. Она еще недолго посмотрела на выжженное пятно, наклонилась и поцеловала землю, потом собрала горсть, и положила в кармашек рубахи на груди.
У ног отца она подобрала небольшой прозрачный сосуд, он был наполнен темной и густой жидкостью. Руку как будто закололо, она нахмурилась, и решила как можно быстрее заканчивать начатое. Убрав сосуд в карман к собранной земле, она принялась перекладывать тело отца на носилки. Тело рослого и мускулистого мужчины тяжело, а тело мертвого отца вдвойне тяжелее. Осознание того, что происходит, что она делает, навалилось на нее вместе с телом отца. Пыхтя и шепча извинения, она аккуратно повалила его на носилки и тяжело уселась рядом. Знание истинных причин, почему она это делает, помогало ей, иначе выдержать это испытание ей не достало бы сил.
Девушка протерла лоб, на котором выступил пот, и достала из кармана штанов небольшой нож. Она потянулась к лицу отца, до блеска заточенное лезвие ножа блеснуло, в свете поднявшейся над ними луны. На секунду она помедлила, но, быстро отбросив все сомнения, одним резким движением, срезала кусочек плоти с его щеки. Его тело уже остыло, но процесс окоченения еще не начался. Холод плоти отрезвил ее еще сильнее, и она без раздумий поднялась на ноги и подошла к месту, где лежал мужчина во время ритуала. Бросив кусок плоти в это место, она достала сосуд и вылила половину из него туда же. Послышалось шипение, и персть вспенилась, а после исчезла, впитавшись в землю. Она закупорила сосуд с остатком жидкости и убрала его.
Она то и дело сама себя одергивала от промедлений, не позволяла мыслям отвлекать себя или, того хуже, отобрать решимость. Водрузив мешок с прахом себе на спину, она взяла веревки носилок в