Аврия. Первый курс. Вадим Гнаденберг
ху непереносимый запах.
Мебель в комнате, некогда претендовавшая на роскошь, была старой, но еще достаточно крепкой. Да и не так уж и много ее тут было. Кровать, небольшая тумба при ней, стол с массивным стулом в углу и кресло-качалка. Вот и вся скромная обстановка.
Мерное покачивание кресла сопровождалось легким скрипом дерева, в нем неспокойно спала уже не молодая, но все еще красивая женщина. Ее думы, которые преследовали ее и во сне, были направлены на маленького, лет двенадцати, мальчика, который лежал в кровати.
Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что мальчик очень плох. Он был бледен, нездоровая худоба. Да какая там худоба, он напоминал скелет, обтянутый кожей. Под закрытыми веками было видно движение глаз. Мешки под глазами были настолько темны, что напоминали черные провалы.
Мальчик спал очень беспокойно и постоянно метался в кровати, но сил у него практически не было, даже чтобы просто перевернуться или приподнять одеяло. От усилий его покрывал обильный пот, а сквозь сомкнутые, высушенные и потрескавшиеся губы со свистом тяжело втягивался воздух.
Всего несколько дней назад он был полон энергии и подающим надежды юношей, а сейчас больше напоминал мертвеца. Его отец и дед, которые сейчас сидели в гостиной и мрачно пили вино, корили во всем себя. Дело в том, что их сын и внук был первым, кто за долгие годы существования их рода родился с зачатками магического дара. Вот они и перестарались, фактически убив его.
Мать же, что сейчас беспокойно спала в кресле в комнате мальчика, даже сквозь сон что-то шептала, умоляя богов спасти ее сына, а по щекам текли слезы. Дело было в том, что мальчик родился со слабым магическим даром и не дотягивал до уровня, необходимого для поступления даже в простую магическую школу, не то что в академию. Вот дед с отцом и нашли где-то эликсир, который должен был усилить магический дар мальчика.
Кто же знал, что эликсир окажется не только настоящим, но еще и мощным. В итоге, вместо инструкции, согласно которой нужно было принимать эликсир, они просто сразу дали его выпить мальчику весь. И вот тут началось страшное. Мальчика окутал магический огонь. Это, конечно, не было настоящим огнем, это была аура, которая резко увеличилась, но вот источник мальчика не был готов принять полностью поток энергии.
Из-за чего в диких муках он просто начал высыхать, прямо на глазах превращаясь в скелет. А его магический центр и открытая к этому времени единственная энергетическая точка просто схлопнулись. Канал же, который соединял центр с точкой, был настолько искорежен и переломан, что на это было больно смотреть.
Единственный более-менее толковый целитель, на сто верст вокруг, ничего с этим поделать просто не мог, это было выше его сил. Вызвать кого-то более сильного не было ни денег, ни времени. Мальчик умирал, и с этим уже ничего нельзя было поделать.
И вот тело мальчика выгнула очередная судорога, и хоть реальной боли не было, его лицо исказилось в гримасе боли. Его тело сотрясали фантомные боли. Но в этот раз все было немного по-другому. За эти два дня, что мальчик умирал в агонии, он ни разу не пришел в сознание. Но теперь, когда его сотрясла очередная судорога, его глаза открылись, в них проскочило сознание, наполненное спокойствием. Он даже смог наклонить голову, увидеть мать и улыбнуться.
В следующее мгновение его тело обмякло, рухнув на кровать, а в глазах медленно погас огонек сознания. Лицо мальчика впервые за несколько дней разгладилось и источало спокойствие, а на лице застыла улыбка. Из легких со свистом вырвался воздух, и мальчик окончательно затих.
По щеке женщины прокатилась особо крупная слеза, и она тоже затихла, и только мерное вздымание груди говорило о том, что она еще жива. В комнате воцарилась полная тишина.
Так продолжалось долгих три минуты. Пока тело мальчика не вздыбилось в очередной судороге. Открытые до этого глаза раскрылись еще шире, хотя казалось, куда еще больше-то. Внутри же светлых, можно сказать даже ярко-оранжевых, янтарных глазах резко разгорелось пламя сознания.
Выгнутое дугой тело резко упало обратно на постель, а сквозь раскрывшиеся губы с диким свистом втянулся поток воздуха. Еще минуту назад мертвый мальчик вновь ожил и, судя по его виду, отправляться в другой мир не собирался.
От случившегося шума тревожно спящая мать подхватилась и резко вскочила, вытирая тоненькую струйку слюны, что успела стечь по ее уголку губы. То, что она увидела, ее сильно удивило, но в тот же миг и дико обрадовало. На нее смотрели глаза, глаза ее сына, в них плескался разум и желание жить. Его губы, еле открывшись, хрипло просипели:
– В-о-д-ы. – Вот и все, что он смог протянуть, но и этого хватило сердцу матери, чтобы пуститься в пляс: ее сын выжил, а большего ей и не нужно было.
– Сейчас, дорогой, сейчас, – тихо и ласково говорила она, пока ее трясущиеся руки судорожно наполняли стакан водой из графина, что стоял на столе.
– Вот, дорогой, выпей, – произнесла она, когда наконец смогла наполнить стакан и поднести его к кровати. Она придерживала голову сына, пока он пил, он был настолько слаб, что просто не мог этого сделать сам.
– С-па… –