Инфер 2. Дем Михайлов
губах легкая мирная улыбка, глазки сверкают. Вот только она не замечает, что ее пожелтелые крупные зубы зло оскалены, она не видит, как мелко и злобно трясется ее шея, как глубока залегшая меж бровей складка и как брезгливо наморщен нос. Все это делало ее похожей на жирную лесную собаку, что звонко тявкала, трусливо припадая к земле.
– Мы пришли сюда за миром! Все двести семьдесят человек! Мы собирались здесь человечек за человечком, бережно относясь друг к другу и делая все, чтобы сохранить здесь эту спокойную уютную атмосферу без насилия. И у нас получалось! Мы брали в руки инструменты, но не оружие. Мы разрешали конфликты спорами, а ростки недовольства не давили, а бережно выпалывали с помощью долгих разговоров. Нас становилось все больше. И мы были всем довольны! Пока не… пока не явился ты со своими бойцами. Да, у нас тоже случались мелкие проблемы, согласна, что команданте Педро был не самым лучшим из нас, понимаю, что многие задания милостивой Матушки не выполнялись, но этому всегда была ясная объективная причина, и мы признавали свою вину, свои недочеты. И Мать прощала нас! Мы же, позднее, почти каждый вечер устраивали долгие демократичные собрания. Так в древности собиравшиеся мудрецы вместе решали социальные и иные проблемы, подолгу выступая с трибуны. Так зародились принципы демократии и ответственности, что равным грузом легла на плечи каждого из граждан. К этому мы стремимся и здесь! Мы равны! И как равный равному я хочу заявить тебе, команданте Оди…
Выбросив вперед руку, я сжал пальцы на ее пухлых щеках и резко сдавил, разом ощутив, как с внутренней стороны мясо щек вдавилось в зубы. Заглянув в ее глазки, я сжал пальцы в два раза сильнее.
– М-М-М-М-М-М-М-М!
Подтащив ее ближе, приблизив ее лицо к моему, я медленно ощерился, выдержал паузу и, не обращая внимания на ударивший в нос запах свежайшей мочи, пришедший снизу, заговорил:
– Здесь нет демократии. Здесь нет равных. И никогда не было – ни здесь, ни во всем мире. Демократия – это та сказка, которую сильные, богатые и решающие придумали для слабых, бедных и недовольных. До меня вами правила даже не Мать, а грабитель Педро, что считал себя королем, а вас ни во что не ставил. Теперь здесь я. Но я вам не король. Я надзиратель с шипастой дубиной. Я тот, кто, сука, приведет здесь все в порядок – и в кратчайшие сроки. И знаешь, почему я трачу на тебя слова, ленивая ты тварь? Знаешь?!
– М-М-М-М-М-М!
– Ответ прост. Я трачу на тебя слова и время, чтобы ты, гребаная ленивая дура с раздутой харей и непомерным самомнением, на очередном вашем вечернем собрании передала всем здешним – бойтесь гоблина Оди! Бойтесь! Потому что я привык работать с жестким солдатским мясом. Я привык ломать тех, кого ломать тяжело. А тут нет солдат. Сюда со всех окрестностей, спасаясь от тяжелой работы, стекся жиденький вонючий студень гражданской тухлятины. Те, кто покрепче – остались там. Продолжают пахать на сносе старых дорожных эстакад, упорно долбя молотами бетон. Дельцы, трактирщики, портные, сапожники – все остались там! Они вкалывают! Зарабатывают песо! С нетерпением ждут следующего утра, чтобы скорее взяться за тяжелый инструмент и начать пахать! А ленивый студень стекся сюда – потому что у таких, как вы, рыхлых, вечно чем-то недовольных, обвиняющих кого угодно, но только не себя, нет и никогда не будет собственных сил для карабканья по крутому склону безжалостной жизни. Вы рабы жизненной социальной гравитации. Лентяи.
– Мы… мы хотим лучшей жизни… мы имеем право…
– Но знаешь, жируха, наевшая бока от безделья… есть парочка средств, способных взбодрить даже таких, как вы – боль, смерть, изгнание… Это лучшие энергетики. Бодрят! Тебя ведь взбодрила боль от выламываемых прямо сейчас зубов?! А?! Взбодрила?!
– М-М-М-М-М-М!
– Боль прочистила твою тупую башку?!
– М-М-М-М-М! Д-А-А-А-А!
Отшвырнув местную активистку, я повторил:
– Бойтесь меня! Тех, кто пашет – я не трону. И защищу от любых внешних тварей. Остальных, ленивых и никчемных, хотящих только безделья – в жопу! Лично затрамбую таких в самую вонючую дохлую гнойную жопу, где и место тем, кто нихера не делает, зато много говорит! Ты меня поняла?
– Да… да, сеньор… Что ж вы так жестко… я же просто… глас народа… Глас мирного народа…
– Вы не народ! Вы сброд, бежавший от проблем и работы! У вас был шанс подняться, завоевать статус новой системы! И вам дали второй шанс – здесь, на руинах! Вы уже могли бы построить дома, вырубить леса, расширить огороды и сады, обеспечить себя горой продовольствия! Но… все, что вы сделали – пара десятков хлипких навесов… да еще нашили тряпичных цветов на одежду.
– Это орхидеи… – всхлипнула пухлая, тяжело поднимаясь на ноги.
– Начинай работать, – мой взгляд уперся в ее затрясшуюся рыхлую фигуру. – Передай всем каждое мое слово. Без искажений! И добавь – если кто-то хочет свалить – пусть валит!
– Я… – морщась от боли в щеках и деснах, пухлая активистка все же пыталась улыбаться. – Я… считаю, наша беседа прошла продуктивно… мы многое обсудили… поняли точку зрения каждого и совместно решили… чуть позже мы выработаем четкий план, где каждый получит свою зону