«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!. Валерий Киселев
немца-антифашиста, который сам сдался, когда они выходили из окружения от Суража. Шел он с колонной несколько дней, как-то даже сходил в разведку. Относились к нему все хорошо, но из немцев он был явно исключением, и никто уже не верил, что в Германии осталось много антифашистов. Очень часто Вольхин и его товарищи видели таких немцев, которых и людьми-то назвать язык не поворачивался. Впрочем, этого немца-антифашиста тоже расстреляли под горячую руку, за день до выхода из окружения.
Он выплюнул травинку, достал пачку папирос, а с ней и свою записную книжку. Вольхин нарочно старался делать записи реже, суеверно думая, что как только кончится последняя страничка, так его и убьют. «А ведь из взводных, из старых, в батальоне я остался, пожалуй, один… Данилов убит, Серебренников тоже, Фирсов и Баринов ранены, Макарова и Цабута в Милославичах убило… Остальных он знал только в лицо и, перебирая их в памяти, вспоминал, кого, где и как убило. – Пожалуй, так и моя очередь скоро дойдет, – равнодушно подумал Вольхин. Смерти он не боялся давно. Столько раз приходилось видеть, как погибают люди, что иной раз думал: то, что он еще жив, – случайность. Иногда Вольхин искал в своей душе предчувствия смерти. Он слышал от бойцов, что тот, кто должен быть убит, это предчувствует, но у него ничего такого пока не было, и снов никаких не снилось с самого дома. – На фронте три месяца, а как будто три дня. Сто раз могли убить, а все как-то везет и везет. Странная все-таки штука – жизнь человеческая… Судьба… От чего она зависит? Старшину нашего во сне убило, так и не понял, что его уже не будет никогда. А Лашов, пулеметчик, умирал целый день, в сознании…»
– Товарищ лейтенант, к командиру батальона, – вывел Вольхина из раздумий подошедший связной.
– Командир полка тебя чего-то вызывает, – сказал ему капитан Осадчий. – Заберут, наверное, из батальона.
– Никуда я не собираюсь, – удивился Вольхин.
– А ведь у вас высшее образование, товарищ лейтенант? – спросил Шапошников, когда Вольхин вошел в блиндаж командира полка и представился.
– Пединститут, товарищ капитан. Работал учителем в школе, математик.
– И чертить, конечно, умеете?
– Когда теоремы доказывал – чертил.
– Хотите работать в штабе?
– В штабе? – удивился Вольхин. – Не знаю. Не думал. Я же ничего не понимаю в штабной работе.
– Ничего, научим, – улыбнулся Шапошников.
«А как же рота? – подумал Вольхин, – Что скажут ребята? Неудобно…»
– Можно подумать, товарищ капитан?
– Подумайте, – кивнул Шапошников.
К лейтенанту Вольхину он приглядывался давно. Как-то увидел у Осадчего схему обороны батальона – выполнена чисто, аккуратно и профессионально. Осадчий так чертить не умел.
– Кто это делал вам схему? – спросил его тогда Шапошников.
– Командир седьмой роты лейтенант Вольхин.
«Седьмая рота… Вольхин… – И Шапошников вспомнил, что этот лейтенант с ними с первых дней. Отличился под Трубчевском, в Милославичах, в Церковищах. Воюет грамотно, хотя и не