Автобиография Бенджамина Франклина. Бенджамин Франклин

      Также я буду потворствовать такой характерной для старого человека склонности говорить о себе и своем прошлом и не буду надоедать тем, кто чувствовал бы себя обязанным выслушивать меня из уважения к моему преклонному возрасту. А так у желающих будет выбор: читать или нет. И последнее (я должен признаться в этом, ведь моим возражениям никто все равно не поверит), наверное, я должен основательно удовлетворить свое тщеславие[2]. Действительно, как только я вижу или слышу слова «Без всякого умысла на хвастовство, должен сказать…», как сразу за этим следуют какие-то тщеславные слова. Большинство людей ненавидят тщеславие в других, даже если обладают им сами; но я даю ему справедливую оценку, где бы я ни сталкивался с ним, будучи убежденным, что оно зачастую может быть полезным для человека, обладающего им, и его окружения; а следовательно, во многих случаях, не было бы слишком абсурдным поблагодарить Бога за свое тщеславие вместе с другими преимуществами нашей жизни.

      А теперь, благодаря Богу, я хотел бы со всем смирением признать, что обязан своим счастьем Его хорошему провидению, которое привело меня к моим достижениям и успехам. Вера в это пробуждает во мне надежду (хотя я не должен позволять себе этого), что такая же благодать будет сопровождать меня, умножая это счастье, или даст возможность мне пройти через роковые неудачи, которые могут втретиться мне так же, как и другим; будущая судьба известна только Ему одному, в его воле благословить нам даже наши страдания.

      Заметки одного моего дяди (который имел такой же интерес к сбору наших семейных историй), попавшие однажды в мои руки, помогли получить информацию относительно наших предков. Из этих записок я узнал, что наша семья жила в том же городке Эктон в Нортгемптоншире, в течение трехсот лет, а может, и больше – он не знал (возможно, еще с тех пор, когда имя Франклин, которым ранее называли класс людей[3], начали брать себе в качестве фамилии, как только фамилии начали использоваться во всем королевстве), на фригольд размером около 30 акров, занимаясь кузнечным делом, традиция которого продолжилась в нашей семье до его дней: старший сын всегда учился этому делу; данная традиция передавалась старшим сыновьям и дошла до него и моего отца. Когда я просмотрел регистрационные книги в Эктоне, то нашел записи только от 1555 года об их днях рождения, свадеб и похорон, никаких записей о предыдущем периоде в том приходе не было. Из того реестра я узнал, что был младшим сыном младшего из сыновей на пять поколений назад. Мой дед Томас, родился в 1598 году, жил в Эктоне пока не стал старым для ведения бизнеса, и ушел жить к своему сыну Джону, красильщику из Барбери, находящегося в Оксфордшире, у него мой отец работал подмастерьем. Там умер и похоронен мой дед. Мы видели его могилу в 1758 году. Его старший сын Томас жил в доме в Эктоне и оставил его вместе с землей своему единственному ребенку – дочери, которая со своим мужем Фишером из Веллингборо продала его мистеру Истеду, настоящем хозяину того имения. У моего деда было четыре сына, которые достигли зрелого возраста: Томас, Джон, Бенджамин и Иосия. Я расскажу тебе о них все, что известно из моих бумаг, и если они не потеряются в мое отсутствие, ты найдешь в них еще больше подробностей.

      Томаса отец воспитывал кузнецом; но, будучи толковым и способным к обучению (такими были все мои братья), он под влиянием эсквайра Палмера, тогда первого джентльмена в приходе, захотел посвятить себя делу писаря, стать значительным лицом в своей округе. Он был главным двигателем всех патриотически настроенных начинаний в стране, города Нортгемптона и его родного города, со многими инстанциями которого он был связан; ему во многом помогал и опекал тогдашний лорд Галифакс. Он умер 6 января 1702 года по старому стилю[4], всего за четыре года до дня моего рождения. Рассказы некоторых стариков из Эктона, описывавших его жизнь и характер, вспоминаются мне и поражают своей экстраординарностью, поскольку так все похоже на то, что вы знаете обо мне. «Если бы он умер в тот же день, – сказали бы вы, – можно было бы говорить о переселении душ».

      Джон обучился красильному делу, как мне кажется, стал красильщиком шерсти. Бенжамин обучился красить шелк, он служил подмастерьем в Лондоне, был остроумным