Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе. Мила Нокс
мхами, сизыми, как туман. Кое-где свисали зеленые лапки папоротника, ветер раздувал плети, и казалось, что папоротник высунул ноги из щели и болтает ими в воздухе.
Теодор перехватил поудобней топор и забрался на камень, хранивший тепло солнца. Следом заскочила Шныряла. Тео уселся на край, свесив ноги, и поглядел на комету, – та отрастила второй хвост почти до самого горизонта.
– Времени мало. Городские обещают пик двадцатого марта, а ключей нет.
– Боишься продуть в Макабр?
– Больше боюсь продуть какому-то из стражей, – мрачно хмыкнул Теодор.
Шныряла покачала головой и указала на свою ногу, которая была перевязана тряпкой. Девушка все еще прихрамывала.
– Кто научился умирать, тот разучился быть рабом.
– Да вы на любую фразу отвечаете так.
– Будто не знаешь почему! – ответила Шныряла и поглядела ему в лицо.
Теодор не любил этого, но тут не отвернулся. Один ярко-голубой, как кусочек бирюзы на песке, глаз девушки смотрел прямо, а другой косил на камень.
– Я тоже лишилась всего, дурень, и знаешь, уже не боюсь ничего. Страшна не смерть, хоть она и неприятна, а жизнь, о которой хочешь забыть.
– Ты помнишь, как умерла?
Шныряла устремила взгляд на запад – там еще светило зарево ушедшего дня.
– Кое-что.
– Это больно?
– Да. Но длится – мгновение. Впрочем, именно это мгновение помнишь вечность.
Она уселась рядом и пнула лапку папоротника.
– Я полезла в какой-то люк и почувствовала дикую боль вот здесь. – Шныряла задрала край юбки и показала щиколотку. На ноге краснели два пятна. – А потом… умерла.
Теодор поглядел на шрамы.
– Змея, небось… Хотя странно. Здесь из ядовитых змей только гадюки водятся, а их яд так сразу не действует… Ты помнишь еще что-нибудь?
Девушка пожала плечами:
– Откуда? Я ж сразу умерла!
Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания.
– С тех пор ненавижу всякие подземелья. Ни за что бы не хотела оказаться там вновь.
Едва она это произнесла, как ели на поляне покачнулись. Раздался гулкий, глухой скрежет и стон, и они почувствовали, что камень под ними движется. Шныряла вскрикнула, но только успела бросить взгляд на Теодора, как Чертов палец перевернулся, словно качели на ярмарке, на которых оказываешься вверх ногами, и Теодор с Шнырялой ухнули в открывшуюся в земле яму. Посыпались ножи, топор и арбалет, комья земли и мелкие камушки. С громким чавком булыжник перевернулся и стал на место другим концом, прихлопнув яму будто надгробная плита. И вновь его было не сдвинуть.
Шныряла повалилась на Теодора, и тощие ноги больно стукнули его по носу. В метре от них грохнулся тяжелый камень, Теодор испуганно дернулся. Посыпалась земля, дохнуло мраком, и все стихло.
Они лежали на дне пещеры. Теодор поднял взгляд: стены уходили вверх, и в высоте сияла белая точка, недостижимая, как полярная звезда. Из щели меж камней на них глядела комета. А больше он ничего не увидел.
Шныряла поднялась на ноги и заскулила, увидев, что скат непреодолим.
– Что