Дни силы и слабости. Юлиана Яроцкая
в сутки только для того, чтобы расплатиться с долгами. Со своими же долгами. Выбрался. Оглянулся на яму, отряхнул джинсы. Решил больше никогда туда не падать.
Он застегнул темно‑зеленую куртку. Серый предвечерний сентябрь напоминал зиму. Или совсем позднюю осень. В соседнем дворе залаяли собаки.
Начал моросить мелкий, почти воображаемый дождь.
Часть 1
1.0. Я выхожу из тюрьмы
Утро воскресенья.
Скука – прекрасное средство для памяти. Я все помню. Воспоминания дарят надежды. Однако моя память очень часто ко мне немилосердна.
Чужие головы пахнут пирожками. Это звучит диковато, но проверьте сами. Кожа головы, если она склонна к жирности, пахнет пирожками.
Я не чувствую себя виноватой. Хотя сам факт нахождения в тюрьме автоматически вызывает чувство вины. А ведь это и не тюрьма на самом деле. Когда вы впервые в жизни оказываетесь в полицейском участке – вы еще не понимаете, откуда эта вина. Ничего плохого не произошло. Я сейчас думаю точно так же. Суть в том, что мы – я и уголовный кодекс города Ж – вкладываем разные смыслы в понятие «плохо».
В нашей стране преподаватели философии часто оказываются за решеткой.
Скрип облезшей зеленой двери, раньше тоже даривший надежду, на этот раз себя оправдал.
– Сенк!!! – вопль. – Миленький, родной, как я по тебе соскучилась! Наконец‑то хоть кто‑то меня выковыряет из этой богадельни.
Сентиментальная сцена. От радости я забываю обо всех правилах этикета. Забываю о том, что психически уравновешенные люди так себя не ведут. Хотя, когда нас это останавливало? Психически уравновешенных людей в природе не существует.
Представьте, что после долгого и крайне глупого сидения в полицейском участке за вами пришел лучший друг.
– Знаешь, во сколько мне обошлось это выковыривание? – Сенк деловито отдает начальнику полиции, с которым они появились в коридоре, какую‑то деньгу. Толстый конверт. Начальник рявкает на сторожа. Сторож поднимается со стула и делает шаг к моей клетке. Открывает. Два шага. Я свободна.
– В следующий раз, прежде чем сделать глупость, подумай, во сколько обойдутся ее последствия.
– Я только об этом и думала!
– …тем более, учитывая, что плачу все равно я.
Сенк очень искусно делает нравоучительный вид, хотя на самом деле он тоже рад меня видеть. Я же знаю, что рад: иначе бы он сюда не пришел. От дружбы со мной ему и без того одни убытки. Вы ведь представляете, сколько зарабатывают преподаватели философии по сравнению с программистами?
– Сколько ты им дал?
– Много.
Упрек засчитан, но моего патологически радостного настроения сейчас не испортить ничем. Это в аудитории я напускаю на себя серьезный вид, самой себе напоминая, что я – преподаватель, а не студент.
– Если ты все‑таки дуешься, то обещаю, что все отдам, как только заработаю.
– В натуре?
– В валюте.
– Это была шутка.
Сенк не дуется, но продолжает хладнокровничать, отгораживаясь от моего