Дни силы и слабости. Юлиана Яроцкая
только в своей идеальной среде обитания. В этом искусственном заповеднике они едят, молятся и размножаются. В разной последовательности и в разных пропорциях. И, что самое неприятное, взрослые, которые сейчас у власти и которые вынуждены как‑то контролировать популяцию молодняка, только способствуют повышению комфорта в их заповедниках. Чтобы жить там было еще легче и еще приятней. Чтобы они в этой своей неге окончательно забыли, насколько отличается их мир от реального, в котором, на секундочку, процветают болезни, нищета и безработица.
Не знаю, что из этого поколения выйдет, но явно какой‑то отстой.
Тем временем старушка‑духовка закончила свою работу, разогрев Сенку завтрак. К еде мой друг относится так же, как ко всему остальному (за редкими исключениями): со спокойствием, уверенностью и здоровым пофигизмом.
Он уселся на свою табуретку и принялся за пюре.
По комнате растекся горячий, опасный для голодной психики запах картофельного пюре с горошком.
Я тут же пожалела, что отказалась от «чего‑нибудь».
Матильда перестала рисовать и посмотрела в сторону кухни. Она наверняка думает о том же, о чем и я. Вскоре она подошла ближе и уселась на подоконник.
– Ты убедительно ешь, – я села на вторую табуретку.
Этот комментарий должен был объяснить непоследовательность с нашей стороны. Но Сенк наверняка и так все понял.
Теперь он знает еще и то, что мысленно две голодные вселенные уже поглядывают на его еду. И что касается силы воли, то герой здесь – Матильда. У нее была возможность слопать картошку вместо супа, пока ее брат вытаскивал меня из лап правоохранительных органов. У меня же такой возможности не было.
Тем не менее, я, чтобы составить хоть какую‑то компанию, достаю из буфета стакан и сажусь пить «чай с лимоном». Это стакан холодной воды, в который опущен пакетик ужасного черного чая и выдавлен один целый лимон. (Пакетик нужен для цвета. Лимон – чтобы заглушить отвратительный вкус чая.)
Я каждый раз травлю себя этим коктейлем, если надо отвлечься от ненужных мыслей. То, что я сверлю тяжелым взглядом поедаемое Сенком пюре, не считается. Это, в конце концов, обычный картофель, смешанный с эмульгатором, растительным жиром и молоком, солью и еще какой‑то хренью. А горошек – это просто горошек, смешанный с…
– Может, лучше ты ей расскажешь? – с набитым ртом спрашивает Сенк.
Я прерываю свои размышления и еще раз обдумываю эту фразу.
– Что и кому рассказать?
– Матильде. О том, что в среду начинается война и мы уезжаем.
Он цепляет вилкой пюре с двумя горошинами и сосредоточенно жует.
– Может, и лучше.
Я поднимаюсь из‑за стола, подхожу к подоконнику. Матильда по‑прежнему вся в своих размышлениях. Рядом – несколько незаконченных рисунков. Ее мысль витает где‑то между слонами и едой.
– Мотя, в среду начинается война и мы уезжаем.
Она оживилась.
– Мы возьмем с собой фломастеры?
– Конечно.
Приторно‑зеленый