Час-корень. Владимир Сканников
но, от перегрузки.
Он побрёл вдоль вагона, придерживая левой рукой наплечную сумку, а правой волоча за собой громоздкий чемодан на колёсах. Поезд зло посверкивал стёклами, дышал нагретым железом. Вокзальная дикторша раздражённо бубнила что-то про нумерацию с головы. На перроне встречающие со смехом кидались на прибывающих.
Роберта не встретил никто.
Он, впрочем, и не рассчитывал.
На привокзальной площади, покряхтывая, разворачивался автобус, набитый пассажирами под завязку. Роберт с сомнением посмотрел на него и пошёл к таксистам, которые кучковались неподалёку, в тени высокого тополя.
– До Усть-Кумска сколько возьмёте?
Они отреагировали странно – поморщились, словно он спросил о чём-то малоприличном, и быстро переглянулись. Самый молодой из них, крепыш-колобок со стрижкой под ноль, пробурчал:
– Две тысячи.
– Издеваешься? – спросил Роберт. – Я сюда на поезде из-под Питера за четыре с половиной доехал. Можно сказать, через всю страну с севера на юг.
– Рад за тебя. И чё?
– Да ничё. Отсюда до Усть-Кумска – двадцать минут езды, я по яндекс-карте смотрел. Ну, может, полчаса. Две тысячи за такое – не слишком?
– Найдёшь дешевле – езжай.
Роберт мысленно выругался. Сумма была не то чтобы неподъёмной, но выбрасывать её просто так совершенно не улыбалось. Учительская профессия давно избавила его от любых буржуйских замашек.
Он потащился на остановку. Внимательно изучил расписание, но оно не порадовало. Автобусы до Усть-Кумска ходили редко – ближайший ожидался лишь к вечеру, а запасы терпения были уже исчерпаны.
– Слышь, братан, – окликнул его молодой таксист. – Ладно уж, так и быть, за полторы везу. Это, считай, подарок. Ты не местный, просто не знаешь. Некоторые вообще в Усть-Кумск не суются ни за какие бабки.
– Почему? – удивился Роберт.
– Да ну…
Водила махнул рукой и, не вдаваясь в дальнейшие пояснения, взял у Роберта сумку. Они вдвоём пересекли площадь и загрузились в старенький, но опрятный «пежо». Шофёр включил кондиционер, аккуратно тронулся и вырулил с площади на неширокую улицу, обсаженную каштанами. Улица эта уводила прямо за город. Через пять минут они выскочили на скоростную трассу, а вокруг распахнулась степь.
И вот тут-то Роберт окончательно осознал, что новая жизнь – уже не абстрактный план, а вполне состоявшаяся реальность. В поезде этого ощущения не было – двухсуточная плацкартная маета не воспринималась всерьёз, казалась бездарно-глупой прелюдией к чему-то по-настоящему важному. А теперь оно, важное, началось-таки, подступило со всех сторон, захлестнуло жаркой волной…
– На отдых едешь? – спросил таксист. – В санаторий?
– Нет, не в санаторий. Работать.
Водитель хмыкнул, но говорить ничего не стал. Включил радиоприёмник и снова уставился на дорогу.
Степь, разделённая асфальтовой лентой надвое, выглядела не так, как Роберт её представлял по книжкам. Не было ни нарядных ковыльных волн, ни буйного разноцветья. Зелень к концу лета поблёкла; бурьян, иссушенный солнцем, замер в пыльном безветрии. Движение было лишь на дороге – машины мчались, ловя на стёкла солнечные лучи, а воздух над асфальтом струился и колыхался.
Таксист прибавил скорость и обошёл сначала «зилок», гружённый щебёнкой, потом антикварные «жигули». Синий щит на обочине известил, что пора сворачивать на Усть-Кумск. Городок уже показался – панельные пятиэтажки в центре и частные домики на окраине.
Роберт достал смартфон, сделал панорамную фотографию и отослал её сестрёнке Марине через WhatsApp. Написал: «Покажи родителям. Доехал нормально, буду устраиваться. Жара!» В ответ прилетел толстогубый смайлик с коротким словом: «Удачи!»
У дороги возник ещё один указатель, на этот раз чёрно-белый – машина пересекала городскую черту. Таксист вздохнул:
– Начинается. Ты, главное, не пугайся.
– В смысле?
Шофёр не успел ответить.
Радиоприёмник захрипел и заткнулся, подавившись песней Киркорова. Несколько мгновений в эфире царила полная тишина, потом из динамика послышались тихие тоскливые звуки – то ли подвывал ветер, то ли ли хныкал ребёнок. Роберт с недоумением посмотрел на таксиста, но тот сделал предостерегающий жест – погоди, мол, не переспрашивай.
Плач-вой усиливался с каждой секундой, менял тональность. В нём появлялись визгливо-злобные, истеричные нотки. Теперь казалось, что кто-то скребёт гвоздём по стеклу. Роберт передёрнулся, в груди неприятно ёкнуло.
От этих звуков и правда веяло жутью. Человеческий слух был просто не приспособлен для их нормального восприятия. Разум требовал прекратить всё это немедленно, и Роберт протянул руку, чтобы нажать на кнопку.
Но вой оборвался сам.
Просто исчез, развеявшись по эфиру.
Киркоров опять запел про синий цвет настроения.
Роберт, переведя дыхание, спросил:
– И