Капля крепкого. Лоренс Блок
славном прошлом владельца бара. Некоторые байки правдивы.
Сейчас в зале не было ни души. Бар закрыт, стулья перевернуты и лежат на столах, чтоб не мешали, когда на рассвете придет паренек и начнет мыть пол. Входная дверь заперта, свет погашен, за исключением небольшого фонарика из цветных стекол над нашим столиком, где мы сидим с бокалами «Вотерфорд»[1]. В бокале у Мика виски, в моем – содовая.
Наши встречи поздними вечерами последние годы стали редкими. Мы постарели, не слишком стремились переезжать во Флориду или заказывать в ближайшем семейном ресторане утреннее меню, но и не очень тяготели к долгим разговорам, за которыми можно скоротать ночь и встретить рассвет с широко распахнутыми глазами. Оба мы слишком стары для этого.
Мик стал заметно меньше пить. Примерно год назад он женился на Кристин Холлэндер – женщине, значительно моложе себя. Этот союз удивил всех, кроме моей жены Илейн, которая клялась и божилась, что предвидела нечто подобное. И изменил Мика – в том плане, что теперь у него появилась причина возвращаться домой пораньше. Он по-прежнему предпочитал «Джеймсон» двенадцатилетней выдержки безо льда и содовой, зато пил его теперь гораздо меньше, а выдавались дни, когда не пил вообще.
– До сих пор нравится мне этот вискарь, – говорил он. – Но долгие годы я просто сгорал от жажды, а теперь жажда оставила меня. Куда подевалась – без понятия.
В прежние времена мы имели привычку просиживать вот так ночь напролет, часами порой молчали, и каждый пил свой любимый напиток. На рассвете Мик поднимался из-за стола, надевал запятнанный кровью фартук своего отца, который работал мясником, и шел на утреннюю службу в церковь Святого Бернара, которую посещали почти исключительно мясники, поскольку находилась она в районе мясоперерабатывающего комбината. Время от времени я составлял ему компанию.
Но все меняется. «Мясной» район превратился в модное пристанище и бастион яппи, большинство фирм, давших название району, прекратили деятельность, их владения перестроили в рестораны и многоквартирные дома. А церковь Святого Бернара, прихожанами которой были в большинстве своем ирландцы, стала убежищем святой девы Марии Гваделупской[2].
Даже не припомню, когда при мне Мик в последний раз надевал этот фартук.
То была одна из редких наших ночных посиделок. Наверняка оба мы не могли без них обойтись, иначе бы давно разошлись по домам.
– Другой дорожкой, – задумчиво повторил я. – Что ты хочешь этим сказать?
– Временами, – отозвался он, – когда мне начинает казаться, что жизнь прожита напрасно, я твержу себе, что просто был обречен пройти именно таким путем. Я ничего не видел вокруг, потому как целиком сосредоточился на интересах бизнеса, понятных и чистых, как зубы гончей. Кстати, ты никогда не задумывался, при чем тут зубы гончей?
– Понятия не имею.
– Спрошу Кристин, – кивнул Мик. – Она сядет за свой компьютер и через тридцать секунд выдаст ответ. Это если не забуду ее спросить. – Он улыбнулся каким-то своим тайным мыслям. – Я сам не заметил, как стал самым настоящим преступником. Сейчас я в этом смысле человек безнадежно отсталый. Но тогда жил в районе, где преступность была основным занятием, а все окрестные улицы – прямо-таки институтом по изучению бандитского жаргона.
– И ты закончил его с отличием.
– Да. Я мог бы стать выпускником, произносящим прощальную речь, если бы подобное предложение поступало юным ворам и хулиганам. Но знаешь, далеко не каждый юнец из нашего квартала становился на преступный путь. Мой отец был уважаемым человеком. Он был… Впрочем, почту его память и не стану сейчас говорить, кем он был. Я тебе о нем рассказывал.
– Да, рассказывал.
– И все равно он был уважаемым человеком. Каждый божий день вставал рано утром и шел на работу. А вот мои братья выбрали другую, более почтенную дорогу. Один стал священником – впрочем, ненадолго, но все потому, что вдруг утратил веру. Джон, он сильно преуспел в бизнесе, стал столпом общины. А Дэнис, бедняга, погиб во Вьетнаме. Я ведь тебе рассказывал, как ездил в Вашингтон увидеть его имя на мемориальном кладбище.
– Да.
– Из меня бы вышел ужасный, просто никудышный священник. Даже не стал бы искать разнообразия в совращении мальчишек-малолеток, алтарных служек. Никогда не тянуло. И еще не представляю себя целующим разные задницы и бесконечно пересчитывающим доллары, как мой брат Джон. Ну, ты уже, наверное, догадался, куда я гну? Я мог бы пойти той же дорогой, что и ты.
– И стать копом?
– А что такого?
– Да нет, ничего.
– Когда я был маленьким, – продолжил Мик, – то думал: коп – вот прекрасное занятие для настоящего мужчины. Стоять на перекрестке в красивой униформе и регулировать движение, помогать детишкам переходить улицу, защищать их от плохих парней. – Он усмехнулся. – Да уж, действительно, от плохих парней. Как же мало я знал! Но в нашем квартале жили ребята, которые позже надели синюю униформу. И один из них, звали его Тимоти Ланни, сильно отличался от нас. Ты бы нисколько
«Вотерфорд» – торговая марка хрустальных изделий, производство которых было основано в 1783 г. братьями Пенроуз в портовом городе Вотерфорд, что на юго-востоке Ирландии. – Здесь и далее примеч. пер.
Святая дева Мария Гваделупская – название ассоциируется со знаменитым изображением святой девы Марии в одной из базилик Мехико.