Я тебя слышу. Виктория Полечева
шепчет Стас, не выныривая из мрака. Из-под опущенных век его бисеринами выступают слезы восторга.
– И ты меня слышишь? Ты и правда меня слышишь?
– Слышу, – одними губами отвечает Стас, прижимая руки к своей груди, будто голос идет оттуда. – Я тебя слышу.
– Придурок! – голос хохочет, как ребенок на горках в аквапарке. – Ты меня слышишь! Ты! Меня! Слышишь! Так живи, Стас. Живи! Ты будешь? Ты останешься, если я уйду? Останешься, когда я уйду?
– Останусь. – На лице Стаса тоже расплывается улыбка. На щеках впервые за пару лет появляются ямочки. – Я останусь.
Стас чувствует, как из его груди наружу льется свет. Толчки прохожих кажутся ему объятиями. Против потока он вновь спускается в метро, ведь где-то его уже точно ждут.
Возле турникетов Стас впервые удивленно себя осматривает. Это каким нужно быть идиотом, чтобы выйти в такую погоду в одной толстовке? В какую вообще погоду? Почему он не помнит, когда бывал на улице и дышал свежим воздухом? А где рюкзак? Где кошелек, телефон? Нужно ведь предупредить маму, что он сегодня останется у Оли. У мамы слабое сердце, она будет очень волноваться, если он не вернется домой к вечеру.
Стас робко просит у мужчины с аккуратной бородкой телефон и набирает мамин номер. Она почему-то не берет трубку. Может, у нее дежурство, а он забыл? Никак не выучит ее расписание. Тогда Стас звонит Ире. Пусть скажет маме, если та не сможет с ним связаться.
– Алло?
– Ириш, это я, – быстро говорит Стас, и глаза его тут же расширяются от растерянности и пугающей несправедливости. Ира кричит на него. Рассерженно и громко кричит. – Ир, подожди, подожди! – Стас крепко сжимает телефон и коротко кивает его обладателю, который явно начинает нервничать. – Ир, не кричи! Ир, я до мамы не дозвонился просто… В смысле в больнице? Что с сердцем? Ир, да в чем дело-то?! Да че ты как дура резанная орешь, я не пойму?!
Стас недоуменно смотрит на экран. Сбросила.
– Все, молодой человек, – мужчина нетерпеливо теребит бородку. – Отдавайте.
Стас вкладывает в протянутую руку телефон и мужчина, не дождавшись благодарности, уходит прочь. От непонимания звенит в ушах. Стас трет слезящиеся глаза, понимает, что ему ужасно жарко и стаскивает толстовку, оставаясь в серой застиранной водолазке с закатанными рукавами. Он еще какое-то время удивленно рассматривает свои руки от плеча до самой кисти: широкие вены, которым всегда радовались медсестры в больнице, проступающие тонкие мышцы, длинные пальцы. Отсутствие на подушечках мозолей от струн гитары озадачивает еще больше. Это сколько же надо было не играть, чтобы они сошли?
Осознав, что на проезд у него нет ни копейки, Стас перепрыгивает через турникет и бежит вниз по эскалатору. Он не может стоять, не может ждать, когда вокруг творится такая чертовщина.
Людской молот одним ударомзабивает Стаса внутрь вагона, а он даже не успевает понять, на какой находится станции. Вжавшись лицом в холодное стекло, Стас читает «Не прислоняться». Он трясет головой. Его чуть подташнивает, словно он