Темные воды минувшего. Вера Анатольевна Прокопчук
его в нашем доме, и даже не могли представить, – провозгласила Оливия, чопорно поджав губки.
– И даже, – тетушка София оглянулась на сестру и племянниц с видом почти виноватым, – мне казалось, что у него есть виды насчет Агнес…
– Какой ужас! – замогильным голосом простонала Оливия.
– Да что за нелепость, – только и могла прошептать Агнес.
– А кого он убил? – полюбопытствовала Беатрис, которую вся эта история, ее не касавшаяся, скорее заинтриговала.
И на нее обрушились душераздирающие подробности. Этот Парсон, каков притворщик! Изображал из себя такого душку, а сам имел… тсссс, это вам на ушко… любовницу и внебрачного ребенка, и теперь он эту любовницу убил, какой кошмар.
Шепот «на ушко» был слышен, по крайней мере, всем присутствующим за столом, а возможно, и обитателям соседних коттеджей.
– Зачем же ему понадобилось ее убивать? – невинно поинтересовалась Беатрис.
Вопрос повис в воздухе. Агнес обвела глазами общество: скорбно-великопостные лица тетушек и кузины, удивленное личико Беатрис и ошеломленная физиономия мистера Феннела, который так и замер с приоткрытым ртом.
– Ну, вы же знаете этих светских мужчин, милочка, – глубокомысленно, наконец, высказала свое мнение тетушка София, – от них всего жди… Агнес, дорогая, а почему ты не пьешь чай? Ты даже не попробовала. Вот, возьми кусочек вишневого пирога, сегодня он восхитителен…
Агнес откусила кусок пирога, долго жевала его, не чувствуя вкуса и запаха. Затем глотнула чаю. Глаза ее рассматривали одну и ту же вязаную розетку на скатерти.
– А откуда вам все это известно, тетушка Софи? – наконец произнесла она, когда ей удалось проглотить кусок пирога, который до этого упорно застревал у нее в горле.
– Ну так как же… все говорят…
– Он что – в тюрьме?
– Да что ты так интересуешься этим гадким человеком, – возмутилась кузина Оливия, – мы вообще должны забыть его имя…
– Так где он? – глаза Агнес потемнели.
– Под домашним арестом. Принимая во внимание его положение в обществе, коронер распорядился именно так…
***
Скромная девичья кровать под балдахином из нежной кисеи; вышитые филейным орнаментом подушки. Лунный свет рисует на полу скромной комнатки узор из теней переплетенных ветвей и листьев . Но сон нейдет к Агнес; ворочаясь на постели, она сминает ее всю; затем садится на кровати, зажигает свечу и смотрит в окно, где над миром плывет равнодушная золотистая луна.
– Нет, это было бы жуткой глупостью, – бормочет Агнес, – не дура же я совсем… А – черт возьми! Все-таки дура. И терять мне уже нечего…
Терять ей, действительно, было нечего, и она это осознавала в полной мере. Не часто в Англии конца 19 века выпадает девице такое счастье, как иметь поклонника. Причем поклонника богатого, молодого, недурного собой! Такой шанс упускать нельзя! Ведь надеяться, что завтра, откуда ни возьмись, вынырнет из ниоткуда еще один перспективный поклонник – верх легкомыслия.