Летняя королева. Элизабет Чедвик
приобрела более ясные очертания – это была уже реальность, а не туманный сон. Людовик показался ей вполне достойным человеком; до сих пор он проявлял только доброту, да и внешность у него симпатичная. Все могло оказаться гораздо хуже.
Отправляясь в свой лагерь на том берегу золотистой в лучах заката реки, Людовик поднял руку в прощальном жесте, и Алиенора ответила ему тем же, слегка улыбнувшись.
– Ну что, дочь моя, – произнес архиепископ Жоффруа, подходя и останавливаясь рядом, – твои страхи рассеялись?
– Да, святой отец, – ответила она, понимая, что именно это он и желал услышать.
– Людовик – прекрасный, благочестивый молодой человек. На меня он произвел превосходное впечатление. Аббат Сугерий хорошо его обучил.
Алиенора кивнула. Она все еще не решила, друг или враг Сугерий, пусть даже он приятель Жоффруа.
– Я рад, что ты подарила ему кубок.
– Ни одна другая вещь не могла бы сравниться с его подарками, – ответила она и подумала, не с этой ли целью ее наставник достал кубок из глубин хранилища. Алиенора поджала губы. – Хорошо, что среди гостей не оказалось аббата Бернара Клервоского.
Жоффруа вскинул брови.
Алиенора поморщилась. Дважды грозный аббат Бернар посещал ее отца и в обоих случаях обличал его из-за поддержки оппозиции во время папского раскола. В первый приезд она была еще совсем маленькой и смутно помнила, как аббат потрепал ее по голове. Он был худой как палка, и от него пахло плесенью, как от старого гобелена. Во второй раз, когда ей исполнилось двенадцать, Бернар и отец яростно спорили в церкви де-ла-Кульдр. Тогда отец только начинал болеть, и аббат Бернар, грозя костлявым пальцем и сверкая глазами, красноречиво вещал о пекле адовом, заставил отца пасть на колени перед алтарем и объявил, что таково наказание Господне грешнику. Алиенора опасалась, что аббат Бернар окажется среди французских священнослужителей, и с облегчением узнала, что его там нет.
– Он унизил моего отца, – пояснила она.
– Бернар Клервоский[8] очень набожный человек, – мягко упрекнул ее Жоффруа. – Помимо всего прочего, он ищет ясный путь к Господу и если иногда проявляет излишнюю требовательность и эмоциональность, то исключительно ради общего блага, и не нам об этом судить, а Всевышнему. Встретишься с ним в Париже – веди себя разумно и достойно, как подобает твоему положению.
– Да, святой отец, – спокойно согласилась Алиенора, хотя в душе ее бушевала буря.
Жоффруа легко коснулся ее лба губами:
– Я горжусь тобой, как гордился бы твой отец, будь он с нами.
Алиенора сглотнула, сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Будь ее отец сейчас с ними, ей не пришлось бы заключать этот брак. Ее оберегали бы и холили, и все было бы хорошо, но нельзя об этом думать, иначе она обязательно поставит ему в вину, что он умер и завещал ей все это.
В отсутствие Алиеноры свадебные подарки Людовика перенесли в ее покои и разместили на столе, чтобы она