Летняя королева. Элизабет Чедвик
в кровати, пили вино и болтали при свете ароматической масляной лампы. Самая благоприятная обстановка для того, чтобы зачать ребенка. Это был не святой праздник, не запретный день, у Алиеноры не было месячных. Все с нетерпением ждали новости об успехе, но она знала, что такие ожидания сеют страх неудачи в Людовике. Он заявил, что блуд – это грех и что либо он, либо Алиенора сделали что-то против воли Господа и это не дает им успешно зачать. Она и сейчас ощущала, как муж встревожен.
– Отец родился в Тулузе, – продолжила Алиенора. – Но я никогда ее не видела.
– Зачем сейчас об этом говорить?
Она отставила бокал с вином и наклонилась над мужем:
– Потому что это дело, которое давно ждет. Кроме того, я должна посетить Аквитанию – об этом мы тоже забыли.
– Тебе разве плохо в Париже?
Алиенора не ответила той фразой, которая первой пришла в голову: мол, Париж – это холодная ссылка из теплых южных земель ее детства. После отъезда Аделаиды она смогла расширить свои покои, отделать их по своему вкусу, так что ее все вполне устраивало. Париж с его многолюдными улицами и неугасающей интеллектуальной жизнью всегда бодрил, но он не был домом и не принадлежал ей.
– Во Франции я вышла замуж, – дипломатично ответила она. – В Аквитании я родилась и получила титул, и мой долг лично показаться там. – Она провела кончиком косы по его губам. – Представь, как ты поедешь верхом во главе армии покорять Тулузу. Представь, как это добавит тебе веса. Ты укрепишь свой авторитет и исправишь зло.
Людовика охватило желание, стоило ему вообразить, как он поведет войска, позвякивая сбруей; ровный шаг мощного коня под седлом. Перед его мысленным взором предстала и Алиенора – она будет рядом, с кречетом Ла Риной на запястье. Он вспомнил, каково это – разбить лагерь под звездами, когда летний ветер приносит аромат лугов. А когда он добавит Тулузу к своим победам, то докажет всем, и в первую очередь собственной жене, какой он великий король и воин.
Она покрыла его ключицу и шею легкими поцелуями, покусывая зубами и заигрывая языком.
– Скажи «да», Людовик, – шептала она ему в ухо. – Скажи «да». Для меня. Сделай это для меня… сделай это для Франции.
Он прикрыл веки, наслаждаясь эротическим зарядом ее слов и нежным прикосновением губ. Возбуждение нарастало. Он со стоном перекатился на нее и овладел ею одним движением.
– Ладно, – задыхаясь, проговорил он. – Я сделаю это. Я покажу тебе, на что способна Франция! – Он действовал с силой, подстегиваемый мыслью о великих делах по приказу жены, хотя в эту минуту он подмял ее под себя.
Когда теплое южное солнце коснулось лица, Алиенора подумала, что вернулась из ссылки. Если не считать короткого визита в Ле-Пюи, она не видела Аквитанию четыре года, и сейчас казалось, будто она попала под дождь после долгой засухи. Все, что она так долго таила внутри, начало просыпаться, переполняя душу. Она с удивлением обнаружила, что снова способна смеяться, снова способна расцвести.
В Пуатье она протанцевала по всем комнатам дворца.
– Дом! – Она схватила Петрониллу в объятия. – Мы дома! – Она