Академия святости. Роман Михайлович Алимов
молитву, глаза все еще закрываются:
– Боже, милостив буди мне грешному.
«Первый поклон всегда сложнее остальных, спина побаливает от вчерашнего компьютера, безуспешно искала лекарства подешевле, ничего, второй пойдет легче».
Веки постепенно опускаются.
«По памяти буду читать. Нет, лучше открыть глаза, засну еще».
Умыться, привести волосы в порядок, длинная юбка и платок, на все двадцать минут.
Тихий поворот ключа, закрыла дверь. До храма километр пешком, там за шоссе, заканчивается город и попадаешь в другой мир, деревенский пейзаж, домики с печными трубами, пышные деревья.
«Плавно течет звон колоколов, немного запинается, видать, новый алтарник на колокольне».
Проходя хозяйственный магазин, что на углу, вспомнила:
«Свет выключила. Таблетки положила Лешке. А утюг? Горячий оставила?!
…Фух, нет. Утюг ведь не включала.
Не забыть бы про школьное собрание, в прошлый раз не сдала деньги вовремя.
Так! Все! Оставим попечение, займусь душой, Господи Иисусе Христе помилуй мя…
Хм, надо будет на обратном пути купить масло, заканчивается. Завтра утром Димке на работу, бутерброды приготовить.
Ой, деньги, то взяла?»
Нащупав в сумке кошелек, провела по молнии:
«Точно, есть!
Вот дуреха, иду в святое место, а мысли! Эх, душе моя, душе моя…
Господи Иисусе Христе помилуй мя! Господи Иисусе Христе…»
В полумраке не разобрать лиц, лишь видно, как к воротам медленно плывут очертания прихожан, со всех сторон, почти как капли, соединяются в ручеек у главного входа храма.
Внутри запах ладана, чтец отчетливо произносит:
– Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои.
Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! Ибо я к Тебе молюсь.
Подходя к змейке из людей в сторону алтаря: «Займу очередь на исповедь, а то еще глядишь, не причастят».
Вышел пожилой священник, благословил каждого, спустился к аналою и произнес:
– Боже, Спасителю наш, Иже пророком Твоим Нафаном покаявшемуся Давиду о своих согрешениих оставление даровавый, и Манассиину в покаяние молитву приемый, Сам и раба Твоего.
Священник:
– Назовите свои имена.
Я:
– Екатерина.
Священник:
– Кающагося о нихже содела согрешениих, приими…
Подошла моя очередь.
Священник, наклонившись внимательно выслушал, объяснил, как правильно исповедоваться. Огорчилась, не стоило описывать подробности, а только каяться во грехе. Стыдно. Вытащил из меня все. Со слезами рассказала, как осуждала подругу, когда та пришла в вызывающем платье, как теряла мир за вечерними уроками с дочкой, раздражалась на надоедливую коллегу мужа и еще, еще. Слова выпадали, как булыжники, но становилось легче.
Наложил на голову епитрахиль и разрешил грехи. Облегчение!
«Забыла рассказать о здоровье сына! Правда зачем? Наверное, батюшкам итак несладко, столько людей приходит со скорбями, у многих сложнее все чем у меня. Главное исповедовала то, что вспомнила. Господи помоги исправить страстное сердце! Помоги не осуждать, сохрани веру, дай терпения, укрепи мужа!»
– Фух, – отошла со спокойным сердцем в сторонку к большому напольному подсвечнику.
В трех шагах, у иконы, пожилая женщина с благородными чертами лица в длинной юбке, на голове темный платок с кисточками. Что-то шепчет и складывая руки лодочкой часто кланяется, затем снова что-то проговаривает и кланяется, все это не в такт службе: «Странная она какая!»
Стою и думаю о Христе: «Сколько Он вытерпел на кресте. Что такое принять на себя грехи мира? Не смогу осмыслить… Наверное, не самое сложное, когда висишь с раздробленными кистями, задыхаясь от жажды и сдавливания, а грехи, мои грехи, которые я еще не совершила пока, а Он уже знал обо мне. Предвидел мои страсти, знал какой я буду! Попытаюсь исправить себя или стану заглушать совесть? Буду наслаждаться моментом или остановлюсь?»
«Господи Иисусе Христе, помилуй!» – вытерла слезы.
Вдруг женщина мгновенно поворачивается, отчего кисточки на платке взлетают стайкой, и глядя в глаза, произносит:
– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест!
Также быстро отворачивается и продолжает класть поклоны. Хор почему-то перестает петь, видимо, какая-то заминка в алтаре.
Теряюсь в мыслях, пытаясь понять, о чем это она. Становится не по себе. Стараюсь молиться:
– Господи Иисусе Христе! Господи Иисусе!
Торжественно проходит диакон с кадилом. Запахло смолой и лесом, южным горным ароматом деревьев, когда жара, лето, а под ветвями прохладно.
Из леса вернул тот же женский голос:
– Благодать всегда укрепляет перед скорбями!
Женщина