Реальнее сегодняшнего дня. Наталия Елисеева
м невкусно? – было похоже, что Александра Семеновна сдалась.
– Вкусно-вкусно! Очень вкусно! – запротестовала Сашка. – Вашим вареникам ни в каком столичном ресторане равных не найдется.
Она и правда стала с жадностью уплетать крупные, но аккуратные вареники.
– Я вот совсем не умею их готовить. Все вроде бы готовить умею, а вареники нет.
– Ой, какие твои годы! Научишься. Да если и не научишься, не в том сейчас женский толк. Вот прабабка твоя, Мавра, вареники готовила. Ото вареники были! Хоть на выставку. Такая доля женская была: детей растить, семью кормить. И то она работала. Да ты ж знаешь.
Александра открыла рот, чтобы что-то сказать, но баба Шура не дала, а хлопнула легонько ладонями по столу и продолжила:
– Значит так: не буду я тебя допросами на ночь глядя мучить. В конце концов, ты отдыхать ко мне приехала. Как сама захочешь, так все мне и расскажешь, почему это ты решила устроить себе сие добровольное заточение.
С этими словами она налила в кружку еще теплый компот из клубники, стоявший рядом на столе, и села.
– Бабусь, я в монастырь хочу.
– Ха! От тебе на!
– Не в том смысле, – поторопилась исправиться Александра, – я сходить туда хочу и на прапрадедову могилу посмотреть. Он же на церковном дворе похоронен. Должно же там хоть что-то остаться?
– Уже легче. Сходить – это можно, сходишь. А вот осталось или нет, кто тебе скажет? После того как на месте старой церкви монастырь возвели, ничего там не осталось. Могилы-то слишком старые, ни табличек тебе, ничего нет. Так, догадки одни. Ну, помним мы, что нам рассказывали: дед церковным старостой был, почетным жителем, потому и схоронили его подле церкви. Не каждый такой чести удостаивался, а больше никто ничего о том не знает. Старую церковь взорвали в тридцатые.
– Я все-таки хочу поискать. Может, монахини что расскажут. Начала семейную историю писать. Ну так, наброски пока, но все же.
– Молодец, что не оставляешь благородное занятие. Человек должен знать свои корни, и чем глубже, тем крепче он на земле стоять будет. Ты, я вижу, так точно будешь. Ничем вы молодые теперь не интересуетесь, а мы стариков своих в оба уха слушали, чтоб про жизнь свою рассказали и мудростью поделились.
Александра сделала большой глоток компота и, опустив взгляд, тихо констатировала:
– Некоторые вообще это блажью считают. И что мне пора обратиться к доктору.
– Ото! Сам пусть и обращается! Недалекий он у тебя и не пара тебе – я всегда на этот счет, как в воду глядела.
– Видите ли, я возомнила себя прынцессой и фанатично разыскиваю королевские корни, а фактически холопка холопкой и место мне в дворницкой.
– Э-эх! Все мне ясно, Александра. Жениха нормального тебе искать надо. Как жить с таким, когда вы по разные берега стоите?
– Пойду вон к источнику, он меня и сосватает, – вываливается Сашка.
– Эге ж, сосватает, – баба Шура усмехнулась и покачала головой.
– Бабушку же сосватал и вас тоже.
– То все придумки людские. Парубки знали, что девки туда за водой ходят и подглядывали, как минута свободная была. Как понравится девица, так выходили с другого берега и воду пили. И дед мой меня так посватал. То сказки, Сашка! Сказки! Поздно уже: спать давай!
Баба Шура поднялась со своего места. Сашка вскочила следом:
– Я помогу!
– Не надо. Ступай, я постелила тебе! Сама управлюсь, еще не совсем калека.
– Бабусь, я так сто лет нормально уже не ела! Спасибо!
Сашка закрыла глаза от удовольствия, обняла бабушку Александру и чмокнула в покрытую мудрыми морщинами щеку.
– На здоровье! Сто лет никого такого благодарного уже не кормила. Ложись уже! Поди устала с дороги.
– Спокойной ночи, бабусь!
– Заименно!1
Сашка зевнула и поплелась в спаленку, где всегда спала с детства, когда приезжала сюда, в Александровку, на каникулы. Дом был одноэтажный, но большой по площади и занимал почти весь двор. Сестры решили к родительской хате достроить половину, облагородить, и так и жили всю жизнь на два хозяина со входами на противоположных концах.
Баба Шура была похожа на ее бабушку Марию, по которой Сашка очень скучала. И присказки такие же, и внешне напоминала ее. Те же глаза, тот же нос и волосы. Только моложе. Бабушка Мария была старше Александры Семеновны и умерла на сотом году жизни, однако Сашке от этого было никак не легче, и по бабуле она сильно тосковала. Время, конечно, стерло кое-что из памяти, только тоска гнездилась хоть и глубоко, но чувствительно. И, похоже, она прописалась там навсегда. Приезжая к бабе Шуре, Сашка чувствовала, будто бабушка Мария снова рядом. Сознательно старалась себе напоминать, что это все-таки не бабушка, но девушку непреодолимо тянуло в деревню, хотя с Александрой Семеновной они и созванивались почти каждый день.
– Сашка, не спишь? – баба Шура заглянула в спальню.
– Нет еще,
Заименно! – Взаимно!