Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов. С. И. Шешуков

      Утомительно

      и длинно,

      как Доронин.

      А по-моему,

      осуществись

      такая бредь,

      На себя бы

      раньше наложили руки.

      Лучше уж

      от водки умереть,

      Чем от скуки![115]

      «Вопрос, следовательно, не в одном усвоении политграмоты, как то думает тов. Вардин, – как бы продолжая мысль Маяковского, говорит Воронский, – ой гораздо серьезнее и глубже. Что толку в том, что у нас целые кружки заняты передачей газетных передовиц в рифмованных стихах»[116].

      В воинственном походе против попутчиков, объявленном напостовцами, Воронский увидел смертельную опасность для всей советской литературы. Он так и пишет: «Позиция «На посту» в практике ведет не к выпрямлению партийной линии, а к уничтожению и удушению современной советской литературы – и пролетарской и непролетарской»[117]. И он это обосновал. Он прежде всего решительно возражает против огульной оценки попутчиков, будто бы сплошь клевещущих на революцию или воспринимающих ее «как анархический, слепой, мужицкий бунт». Он дает свою развернутую характеристику попутчикам, которая может быть перенесена в современную историю советской литературы с небольшими коррективами и составит ее лучшие страницы: «Наши попутчики – народ довольно пестрый. Часть их следует отнести к новой интеллигенции, выпестованной революцией. Они беспартийны, но они боролись за нас, за советскую землю. Они выросли из революции, они дети революции, ее воспитанники. Таковы: Вс. Иванов, Сейфуллина, Ник. Тихонов, Асеев, А. Малышкин… Неверно, что они воспринимают революцию как анархическую, слепую, мужицкую стихию. Но они знают нашего крестьянина, знают, что, делая революцию, наш крестьянин окрашивал ее иначе, чем рабочий, и, как подлинные художники, они не могли пройти мимо этого факта. Но все их симпатии на стороне города…

      Недостатки, какие у них имеются в подходе к коммунистам, объясняются сложностью и новизной темы; они мало знают внутренний быт коммунистической партии, и это тоже кладет свой отпечаток на их вещи. Но они художественно честны; их работы дают куски подлинной жизни, а не сладостно творимые легенды; живую жизнь, живого человека они начали изображать еще задолго до призывов тт. Авербаха и Лелевича. Эти попутчики первыми ударили по деревянным агиткам, по отвлеченности и схематике в художестве… Такие вещи, как «Дите», «Полая Арапия», «Цветные ветра», «Бронепоезд» Вс. Иванова, «Перегной» Сейфуллиной, «Падение Дайра» А. Малышкина, как стихи Тихонова и Асеева, останутся ценными художественными документами нашей эпохи… Общее освещение, какое они дают революции, для нас приемлемо, а от недостатков они стремятся освободиться в меру своих способностей и сил. И сколько бы тов. Лелевич ни требовал для них процентной нормы, они будут занимать такое место в литературе, какое принадлежит им по праву, в зависимости от их таланта и приносимой пользы»[118].

      Затем Воронский переходит к характеристике второй группы попутчиков – «стариков». И здесь допускает