Дом на краю темноты. Райли Сейгер
или говорят, что будут молиться за меня, или ищут способы избавиться от призрака, который, как они уверены, заперт в их подвале. Иногда мне пишут из паранормальных подкастов или тех шоу, в которых якобы охотятся на призраков, и просят интервью. Недавно меня пригласили на конвенцию ужасов вместе с одним из ребят из дома Амитивилля. Я отказалась. Надеюсь, что тот из Амитивилля тоже.
И вот я здесь, втиснутая в скрипучее кресло в адвокатской конторе Бикон-Хилл, все еще не оправившаяся от эмоционального удара через несколько недель после смерти отца. Мое нынешнее настроение – раздражение на одну треть (спасибо, Венди Дэвенпорт) – и на две трети скорбь. На другом конце стола адвокат по недвижимости подробно рассказывает о том, как мой отец продолжает получать прибыль от Книги. Продажи шли довольно скромными темпами с ежегодным всплеском в течение нескольких недель до и после Хэллоуина. Голливуд продолжал звонить на полурегулярной основе, в последнее время предлагая, о чем мой отец так и не удосужился сказать мне, превратить Книгу в телесериал.
– Ваш отец с умом распоряжался деньгами, – говорит Артур Розенфельд.
От прошедшего времени в его речи на меня снова нахлынула волна грусти. Очередное напоминание о том, что папы действительно нет, он не просто уехал в длительную командировку. Горе – очень хитрая штука. Оно может затаиться на несколько часов, достаточно долго, чтобы включилось воображение. А потом, когда ты становишься мягким и уязвимым, оно набрасывается на тебя, как скелет из комнаты ужасов в парках аттракционов, и вся боль, которую ты уже начал забывать, с ревом возвращается. Вчера по радио крутили любимую группу моего отца. Сегодня мне сообщили, что, как единственная наследница, я получу примерно четыреста тысяч долларов.
В сумме нет ничего удивительного. Мой отец рассказал мне об этом за несколько недель до смерти. Неловкий, но необходимый разговор, еще более неприятный из-за того, что моя мама решила не брать свою долю прибыли от Книги, когда они развелись. Папа умолял ее передумать, уверял, что она заслуживает половину. Мама не соглашалась.
– Мне ничего этого не нужно, – срывалась она во время их споров на этот счет. – И никогда не было, с самого начала.
Так что мне досталось все. Деньги. Права на книгу. Позор. Как и мама, я задумалась, не лучше ли от всего этого отказаться.
– Также стоит обсудить вопрос дома, – говорит Артур Розенфельд.
– Какого дома? У папы была квартира.
– Бейнберри Холл, конечно же.
Удивление пронзает все мое тело. Мое кресло скрипит.
– Моему отцу принадлежал Бейнберри Холл?
– Так и есть, – отвечает адвокат.
– Он снова его купил? Когда?
Артур кладет руку на стол, сцепив пальцы.
– Насколько мне известно, он никогда его не продавал.
Я сижу неподвижно, застыв от шока, обдумывая всю информацию. Бейнберри Холл, место, которое якобы так напугало мою семью, что у нас не было выбора, кроме как уехать, был во владении