Новые русские бесы. Владимир Хотиненко
может быть, он, этот уполномоченный, в отличие от всех остальных, и пришел потом к Богу. Уполномоченный ведь только исполнял свою непростую службу, исполнял мастерски свой долг. Может, он такой Савл своеобразный. Не исключаю, что я что-то себе выдумал, но сути это не меняет. Сережа играл характер намного сложнее, чем рядового уполномоченного-искусителя.
– Вам в жизни много встречалось таких священников, как главный герой вашего фильма?
– Их много, наверное, не может быть, но встречать приходилось. Я не хочу их поименно называть. Я встречал разных священников. Но я стараюсь, пусть и не всегда получается, придерживаться правила, взятого после того, как крестился: не осуждать священника, каким бы он ни был. Все 30 лет я старался этому следовать. Еще раз подчеркну: не всегда это получается, иногда испытываешь искушения и раздражение. Но в любом случае, это полезно для меня, потому что всякий раз получалось разглядеть священника. Всякий раз мне удавалось различать то, что позволяло считать этого человека настоящим священником. И меня радует, что я видел очень разных священников: и резких в суждениях, и чуть ли не погоняющих бабок крестом, по-разному общающихся с паствой, косноязычных, ярких, но за этим такая жизнь! У нас консультантом картины был игумен Кирилл (Коровин), настоятель храма Святой Троицы в Листах. Вот он очень яркий человек. И смиренный.
Хотя я общался немного, но у меня остались очень яркие воспоминания о патриархе Алексии II. Может быть, когда-то я их запишу.
– Вы сказали, что для образа главного героя очень много взяли от отца Иоанна (Крестьянкина). А что вы взяли от старца в свою жизнь?
– Даже если бы я знал, что взял, то не стал бы перечислять. Не стал бы искушать ни себя, ни обстоятельства. Но, поверьте на слово, много. Для меня этот фильм – очень личный опыт, очень личное потрясение. Даже принятие решения. Понимаете, если ты принимаешь решение за персонаж, а это во власти режиссера сказать актеру, что делать, то ты совершаешь выбор, несмотря на то, что ты его делишь с актером и сценаристом. Здесь было очень много вещей, которые я выбирал вместе с героем. Это был очень личностный опыт, и поэтому я люблю эту картину.
– Как режиссер вы прожили часть жизни вашего героя, причем самую главную часть. Насколько это встряхнуло вашу жизнь?
– Зачем встряхивать? У меня такая жизнь, что ее не нужно встряхивать. Нет ни малейшей необходимости. Но эта картина совершенно определенно укрепила меня в православной вере. Я прошел путь сомнений, узнал много такого, что способно смутить, поколебать. Но я знаю одно, что картина меня укрепила. Если бы я оказался в таких же обстоятельствах, то в силу своего характера был бы подпольщиком, партизаном. А эта картина позволила мне прожить жизнь со священником.
– Премьера фильма состоялась на Пасху. Что это значит для вас?
– Для меня это очень ответственно. Я как-то робел. Это была не моя инициатива; не знаю, решился бы я сам на такое. Я боялся, что будет какой-нибудь сбой, что-то не получится. Но, слава Богу,