Ткань реальности: Замок Скараотти. Евгений Сергеев
вам рецепт. Горло следует полоскать каждые полчаса, на ночь лучше теплое молоко с мёдом. Максимум через три дня он будет здоров.
– Доктор, а что на счет…
– На счет быстрого взросления? – Доктор вдохнул. По его голосу было понятно, что обсуждать ему это не хочется – Понимаете ли, такой феномен, в целом, науке известен. Это – синдром Хатчинсона-Гилфорда, а попросту – прогерия. Но ваш случай особенный. Уникальный я бы сказал. Я не нахожу каких либо физических отклонений. Ему два года, а по физическому развитию уже лет 12-14. Знаю, как Вы настроены, но все же посоветую лечь к нам в клинику для всестороннего обследования…
– Это исключено, доктор. Я не допущу, чтобы мой сын превратился подопытного кролика!
– Ну, что вы, дорогая моя синьора Мариани. Зачем Вы такое говорите.
– Еще раз – нет, доктор!
– Ну, хорошо. Простите меня ради Бога. Я не настаиваю, и не хотел Вас обидеть.
Признаюсь, я бы тоже не хотел попасть в клинику. И хотя, темп взросления меня сильно не беспокоил, все же он стал ускоряется. Это настораживало. И сильно печалило синьору Мариани, мою маму. Она всё чаще была грустной, но при мне никогда вида не показывала.
***
За полтора года ни разу не вспомнил о прошлой жизни. Не возникали и не беспокоили воспоминания. Изредка во сне промелькнёт что-нибудь, а утром забудется. Сегодня, в Рождественскую ночь, а родился я именно в Рождество, приснился сон. Красочный, яркий, не правдоподобный, но очень реальный.
Я – Петр Леонидович вхожу в Институт, я выхожу из дома и сажусь в машину большую черную, мне хитро подмигивая, машет рукой какой-то человек. Я его знаю, но, как его имя? Вспомнил, профессор Симаков из Ленинграда. Он в моей фетровой шляпе. Грибообразное облако черного цвета над зданием Института и вой машин скорой помощи. Я поднимаю взгляд на здание. Вижу разрушения части крыши. В провале бушует пламя и из него выбрасывается густой черный дым. Внизу суетятся пожарные и медики. Кареты скорой помощи отъезжают с ранеными, на их место приезжают следующие. Профессор Симаков преграждает путь из калитки к машине. Меня куда-то катят, мелькают плафоны, наклоняется доктор Лурье и светит в глаза. Шум сирен, крики раненых. Палец тыкает в кнопку на пульте управления реактором. На кнопке почему-то написано – «КОНЕЦ». Яркая белая вспышка заполняет всё пространство, обрывая все звуки. Я стою на высоком холме возле креста, состоящего из указующих перстов, украшенных пентаграммами, змеями и витиеватой надписью на раскинутой перекладине – «Пойдешь налево – приобретёшь, пойдешь направо – поймёшь, а прямо пойдёшь – потеряешь». Слева солнце и голубое небо, тропинка широкая вниз, в цветущий сад; справа луна и небо в звездах, степь ковылем заросшая, тропка узенькая до маленькой церковке; прямо тучи свинцовые с застывшим дождем. Ни звука, ни движения. Я рассматриваю крест, обхожу его вокруг, делаю шаг назад, чтобы рассмотреть лучше, но поскальзываюсь и скатываюсь прямо под застывший дождь, Дождь начинает лить, как из ведра. Вокруг темнеет резко. Я пытаюсь подняться.