Стеклянная женщина. Кэролайн Ли
если хочешь дожить до преклонных лет. Говорят, он отрубил руку купцу, который его обманул. И одного из тамошних крестьян сожгли за колдовство по его приказу. А его жена…
– Его жена умерла от лихорадки, мама. Все прочее – слухи.
– Только дитя неразумное не заметит, что этот человек носит в себе тьму. – Сигридюр откинулась на постель и закашлялась. – У него это на лице написано. Не успела умереть его прежняя жена, а он уже подыскивает новую.
Внутренний голос Роусы нашептывал ей то же самое, но она опустилась на колени и взяла мамины руки в свои.
– Он достойный жених.
– Вздор. Твой ум пропадет впустую. О сочинениях своих подумай. И к тому же, – Сигридюр ухмыльнулась, – ты и сама слишком своенравна для жены.
– Я постараюсь его слушаться. И замужество не помешает мне читать и писать. – Голос Роусы дрогнул при мысли о спрятанных под тюфяком обрывках пергамента с набросками ее собственной саги, немного похожей на «Сагу о людях из Лососьей долины», но только ее героиня не станет ни убивать, ни умирать за любовь. Разумеется, муж не воспротивится, если она будет время от времени писать. Даже Магнус, презиравший все обычаи старины, поднимал на смех тех, кто считал, будто выдумывать истории или слагать стихи – все равно что ворожить. Кроме того, он считал своим долгом научить читать и писать дочь, раз уж сына у него нет, и не обращал внимания на то, как перешептываются сельчане, когда видят Роусу с пером и пергаментом.
Сигридюр погладила Роусу по волосам.
– Ох, святая простота. Гореть тебе на костре, если он увидит, что ты что-то сочиняешь. Да и притом, когда все хозяйство на тебе, успеваешь разве что поспать да поесть. И я тебя больше не увижу. Нет. Даже слышать ничего не желаю. Ты остаешься дома.
– Йоун богат…
– Одд из «Саги о Союзниках» тоже был богат, – пробормотала Сигридюр. – Вот только беда шла за ним по пятам.
Сигридюр убедила Роусу, что замужеству не бывать: Йоун слишком стар для нее, слишком странен, живет слишком далеко, да и жен меняет как плащи.
Однако в конце лета выпал ранний снег и дохнуло холодом. По вечерам мать и дочь ежились у огня, жгли драгоценные сальные свечи, чтобы согреться, и чинили одежду, которая и без того была сплошь в заплатках. Голод скребся у них в животе и рвал когтями внутренности. Зима снова обещала быть суровой.
Когда кашель Сигридюр усилился, а при каждом вдохе казалось, что в груди у нее булькает трясина, Роусе начали сниться кошмары, в которых ее мама то задыхалась среди ночи, то умирала от голода, то замерзала насмерть. Сны эти больше походили на предзнаменования.
Роуса отыскала широкий плоский камень и, начертив на нем вытащенной из очага обугленной веткой защитный символ vegvísir, сунула его под мамин соломенный тюфяк. Магия гальдрастава[5] проявлялась только в том случае, если нарисовать его кровью на лбу, но Роуса не хотела сплетен и поэтому спрятала камень, надеясь, что он убережет Сигридюр от беды.
Впрочем, Роуса прекрасно понимала, что спасти мать может только она сама: в тепле и сытости Сигридюр быстро выздоровеет.
Но стоило ей вообразить себе лицо Йоуна, и она вздрагивала.
В