Хроники Нового света. Начало метаморфоз. Акт 2. Томас Мьюр
же внешность дополняла этот потрясающий внутренний мир?
Отец Майлза представлял собой рослого мужчину, вплотную подобравшегося к пятому десятку лет. Его образ жизни в последние годы не предусматривал физических нагрузок и правильного питания. Из-за того, что именно Майлз выполнял львиную доля работы на ранчо, Мак прибавил в весе, отрастив внушительное брюхо, а его кожа потеряла былой фермерский загар. То же самое можно сказать и об образе мачо. Блэк старший настолько распустился, что его сходство с сыном, к сознательному возрасту превратившимся в настоящий идеал мужской красоты, практически не проглядывалось. А ведь Макдональд когда-то действительно был красавцем. К описанному же моменту он распрощался с каштановой шевелюрой – ей на замену пришла поредевшая седина, помахал на прощание обаятельной улыбке – жёлтый налёт на зубах перечеркнул её, и спровадил наполненный тестостероном блеск серых глаз, в отличии от сыновьих, не обладавших примесью синевы. Образ горе-ковбоя дополняли длинные ноги и руки-кувалды, которыми было очень удобно колотить своего сына.
Из-за очевидной разницы во внешности люди частенько сплетничали на тему измены в семье Блэков: якобы, Минерва ходила налево. А как ещё несведущим объяснить, что Майлз абсолютно не похож на Макдональда? Догадки, россказни и небылицы в помощь, как говорится.
Вернёмся к пятничному марафону мерзостей.
Пока отец развлекался дома, Майлз привёл амбар в порядок, покормил животных и решил заняться любимым делом. Как у каждого ребёнка, не обделённого природным благословением, у Блэка младшего был талант – он вырезал фигурки из дерева. Героев фильмов, домашних и диких животных, разнообразных чудищ и бюсты знакомых людей – тех из них, кто оставил на душе мальчика несмываемый глиф памяти. Таких в коллекции числилось всего две – Минерва Блэк и Фелиция Кроуфорд. Майлз прятал их под полом в небольшой шкатулке и вытаскивал лишь тогда, когда нуждался в приливе тёплых воспоминаний. Разумеется, в тайне от отца. Детально воссозданные из дерева лица матери и школьной подруги могли бы поразить даже искушённых прикрасами художников, но талант Майлза сковывали тиски ранчо, служившего ему тюрьмой.
Держа любимых в своих измученных практически рабским трудом ладонях, он абстрагировался от звуков оргии, творившейся в стенах дома, и обратился к высшим силам не в первый и даже не в сотый раз:
– Бог, я почти каждый день прошу, и меня словно не слышно. Неужели это значит, что я плохой человек и никаких шансов нет? Я совершенно один? Знаю, звери со мной, но они такие же пленники… Жизнь здесь ужасна, и мне кажется, что я больше не выдержу. Помоги мне, господи. Я знаю, просить о чём-то конкретном неправильно, но тогда просто сделай хоть что-нибудь. Всё, что угодно, лишь бы моя жизнь изменилась. Я собственное имя слышать не могу – оно меня убивает. Да, согласен… в мире есть те, кому гораздо хуже… это и без объяснений понятно, но… Неужели, я даже тебе не нужен? Хоть кому-нибудь? Я хочу помогать животным – делать