Истории каменного века. Художественно-литературная реконструкция рождения древнейших изобретений. Анатолий Павлович Демин
заметил на готовой долблёнке кое-где трещины и, сообразив, что появились они от солнца, пересушившего древесину, предложил братьям держать готовые долблёнки в тени. Но прежде чем каждая из лодок занимала своё место в ряду готовых, Вышата с Гудоем проверяли их на воде, проплывая на них по большому кругу.
Вот и сегодня предстояло очередное испытание. Новая лодка уже была отнесена помощниками к реке и опущена на воду таким образом, чтобы нос, а именно так братья стали называть передок своих лодок, оставался на береговой песчаной отмели. Гудой первым залез в лодочное дупло, Вышата же, столкнув однодерёвку с отмели, легко впрыгнул за братом, и они привычно вместе стали загребать ладонями.
– Да чего холодна вода-то нынче, – сказал старший брат.
– Да, студёна водица, – подхватил младший, – аж пальцы заломило.
– Так и простыть недолго, – продолжил невесёлый разговор Вышата, – давай-ка, брат, поворачивать назад к берегу. Тут надобно опять думать.
Сказано – сделано! Братья развернулись, причалили к берегу и, приказав своим помощникам заканчивать на сегодня работу, направились к своей хижине. Впереди, как всегда, шёл Вышата, шагая вразвалку и сильно отмахивая руками. Гудой же, уступавший брату ростом, поспешая за ним, мерил дорогу длинными, с лёгким подскоком, шагами. Шли они таким обычным манером и думали каждый о своём, хотя нет! Сейчас их заботило одно и то же. Родная хижина, где их ждала-дожидалась матушка, была уже близка. «Постой-ка», – окликнул брата Гудой. Вышата остановился и, полуобернувшись к брату, спросил:
– Чего тебе?
– Да вот тут у меня сейчас кой-какая мыслишка промелькнула.
– А, мыслишка – это хорошо, давай огласи.
Гудой же, вместо того чтобы приступить к оглашению мысли, подошёл вплотную, потом зачем-то обхватил своими пальцами братово запястье. Вышата невольно напрягся.
– Да не боись ты, брат, руку-то расслабь, расслабь, говорю.
И глядя на предплечье руки брата, Гудой стал ею двигать, не отпуская запястья, взад-вперёд, взад-вперёд. Всё это, конечно, не могло не показаться странным Вышате. Он всё-таки вырвал свою руку и спросил: «Э, да ты, братуха, случаем, не того?», красноречиво покрутив пальцем у виска.
– Нет, Вышата, у меня всё ладом!
– Ладом, говоришь. Ну, коли так… А мыслишкой-то своей будешь делиться?
– Нет, брат, сейчас не буду. Потерпи до утра. Утром, давай утром.
– Ну, коли так, то и ладно!
…Поутру, когда Вышата досматривал последний и самый сладкий сон, его разбудил улыбающийся во весь рот Гудой.
– Ну, чего те? – недовольно буркнул Вышата.
– Просыпайся, брат. Мне же надо выполнить своё обещанье.
– Аааа, – протянул, зевая, старшой, – коли так, слушаю тебя.
Гудой же, не говоря ни слова, вытащил из-за спины и протянул брату две вырезанные из дерева раскрытые ладони, переходящие в запястья с узкими предплечьями.
– Вот тебе, брат, моя обещанная мыслишка. Будем теперь деревянными