По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 3. Сергей Борисович Ковалев
собой любое, даже очень большое судно. Здесь, как говорится, все у всех на виду, и отношения между людьми ближе и неформальнее. Большинство моряков уже бывали в бою, участвовали в Синопском сражении и регулярно вели учебные стрельбы под руководством тех же Корнилова и Нахимова. Наконец, эти люди защищали свой город – город, в котором они жили, где жили их семьи и друзья.
Среди них один из самых известных – матрос Кошка. Об этом поистину героическом человеке знают у нас все, поэтому здесь смысла о нём рассказывать нет. Но пару слов я всё же скажу. Во-первых, звали его Петром Марковичем и был он украинцем: родился в селе Оме́тинцы[643], примерно в семидесяти пяти километрах к юго-востоку от Винницы. Среди множества его отчаянных подвигов, есть, по преданию, один, который превратился в пословицу, и дело якобы было так.
Во время первой бомбардировки Севастополя рядом с Корниловым упала вражеская бомба, Кошка схватил её и успел до взрыва бросить в котёл с кашей. Фитиль, естественно погас, и адмирал поблагодарил матроса. А тот ответил: «Доброе слово и Кошке приятно»[644]. Так что правильнее в известной русской поговорке слово «кошка» было бы писать с большой буквы.
Как только начинается обстрел, Корнилов вскакивает на своего гнедого с белой гривой коня[645] и пулей несётся туда, где особенно жарко – в центр, на четвёртый бастион[646], по которому бьют и французские, и английские орудия. Флаг-офицер Корнилова, то есть его адъютант[647], капитан-лейтенант (и будущий генерал-лейтенант) Александр Жандр[648] вспоминал: «Когда мы взошли на /…/ бастион/…/, канонада была уже в полном разгаре, воздух сгустился, сквозь дым солнце казалось бледным месяцем, и Севастополь был опоясан двумя огненными линиями: одну составляли наши укрепления, другая посылала нам смерть»[649]. А вот как другой очевидец описывает в тот момент Корнилова: «Спокойно и строго было выражение его лица; лёгкая улыбка едва заметно играла на его устах; глаза, эти удивительные, умные и проницательные глаза светились ярче обыкновенного, щёки пылали. Высоко держал он голову, сухощавый и несколько согнутый стан его выпрямился, он весь как будто сделался выше ростом. Я никогда не видел человека прекраснее его в эти минуты»[650]. С четвёртого бастиона вице-адмирал едет правее, на пятый – к Нахимову. Едет верхом, под ураганным огнём, на перепуганной, упирающейся лошади.
Тут Нахимов «/…/ распоряжался /…/ как на корабле: здесь, как и там, он был в сюртуке с эполетами, отличавшими его от других во время осады»[651]. Нахимов был легко ранен осколком[652] в голову, но «/…/ с окровавленным лицом, /…/ в порыве геройского увлечения сам направлял орудия, открыто становясь в амбразуры»[653]. «Разговаривая с Павлом Степановичем, Корнилов взошёл на банкет[654] /…/ бастиона, и оттуда они долго следили за повреждениями, наносимыми врагам нашей артиллерией, – вспоминает
См. Википедию, статью «Ометинцы».
См. Википедию, статью «Кошка, Пётр Маркович».
С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 216.
Э.И. Тотлебен «Описание обороны Севастополя», М., ООО «Принципиум», 2017, часть I, книга I, стр. 401.
См. Википедию, статью «Флаг-офицер».
См. Википедию, статью «Жандр, Александр Павлович».
Цит. по: Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 155.
Цит. по: там же.
Цит. по: Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 156.
С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 214.
Цит. по: Э.И. Тотлебен «Описание обороны Севастополя», М., ООО «Принципиум», 2017, часть I, книга I, стр. 401.
В данном случае – насыпь с внутренней стороны бруствера, для размещения на ней стрелков (см. Википедию, статью «Банкет /фортификация/»).