Тили-тили Тесто. Нара Андреева
сжаты в тонкую полоску.
– Господи, Вика, – Стас опустился перед ней на колени. – Я… мне… – закончить он не успел, потому что Вика, будто очнувшись, принялась отвешивать ему оплеухи. Одну за другой:
– Дрянь. Мерзавец. Ненавижу тебя, – шептала она, и этот шёпот оглушал сильнее крика. – Как ты мог так поступить со мной? Я тебе верила, а ты…
Он не шевелился, не пытался уклониться, потому что знал, чувствовал, что ей нужно выплеснуть из себя скопившуюся боль и обиду. Не говоря уж о том, что это было самое меньшее из того, что заслужил.
Когда она выдохлась, и её пальцы бессильно скользнули по его лицу, он поднял руку и прижал горячую ладошку к своим губам. Вика вздрогнула, а Стас нашёл, наконец, в себе смелость взглянуть ей в глаза.
Она не плакала, точнее уже не плакала. Покрасневшие глаза смотрели сквозь него, словно он был пустым местом. Стас отпустил её руку и прошептал:
– Поверь мне, я…
– Если ты собираешься просить у меня прощения, то напрасно, – прошелестел её голос.
– Не простишь?
– Нет. И прежде всего себя! Я не прощу себя, потому что не смогла, не сумела оттолкнуть тебя. А надо было! Знаешь, я вообще думала, что это сон, – она моргнула, и её взгляд приобрёл осмысленность. – Сначала он был хороший, мне было так приятно. Ты целовал меня, а потом… сон превратился в кошмар!
– Любимая, послушай…
– Не смей меня так называть! – в её голосе зазвенел металл. – Ты потерял право на это четыре года назад. А сегодня я убедилась, что поступила тогда верно.
– Верно, только отхлестать меня по щекам надо было ещё тогда. Если ты не хочешь – ладно, я не буду просить прощения! Но я всё исправлю!
– Как? – она горько усмехнулась. – Что ты собрался исправлять? Да, твой папа умер, и это горе. Но, Косогоров, разве это повод вести себя как животное? Ты… Я даже не знаю, что тут можно сделать.
– Тебе ничего и не придётся. Даже говорить со мной. Я сделаю всё сам. Я окружу тебя заботой. Буду навещать, писать, звонить. Можешь молчать в трубку, но я буду знать, что ты меня слышишь.
Вика молча отвела глаза.
– Чтобы ты не надумала, я не отступлю, – он встал и протянул ей руку: – Пойдем, ты бледная совсем, тебе надо поспать.
– Не трогай меня!
– Господи, неужели ты меня боишься? Неужели ты думаешь, что я собираюсь опять? Вика! Я пальцем тебя не трону, клянусь. Никогда, пока ты сама мне этого не позволишь.
Вика протянула ему руку. Стас вздрогнул от прикосновения: узенькая ладошка теперь стала ледяной. Вика встала, но ноги не удержали её, и она покачнулась. Стас подхватил её на руки и отнес в комнату. Усадил в кресло и стащил с софы покрывало. После он бережно уложил дрожащую от озноба девушку в постель, накрыл одеялом и тщательно подоткнул его со всех сторон.
Пока Вика не заснула, он сидел в кресле и не сводил с неё глаз. Теперь он никогда и не за что не откажется от неё. Он понял, наконец, она – всё, что ему нужно, и будь Вика рядом всё это время, он был бы куда счастливее.
Когда