В сумерках мортидо. Константин Борисович Кубанцев
подтирать вонючие лужи и слушать невразумительную монотонную брань.
Радость обоих была искренней. Толику, давно утратившему чувство понимания женской красоты, Татьяна показалась милой и привлекательной. В течение последних лет именно такие женщины, с некрасивыми, уставшими лицами, окружали его в рабочих общагах, дешевых закусочных, на вокзалах и в поездах – каменщицы и штукатуры, поварихи и проводницы, продавщицы обощных ларьков. От них Татьяну выгодно отличало чисто умытое лицо и аккуратно уложенные волосы.
Согласившись прогуляться с другом давно минувшей юности, Татьяна, неожиданно для самой себя, почувствовала легкое приятное возбуждение – и подобное чувство было чем-то новеньким, не испытанным ранее, выходящим за привычные рамки ее самоощущения.
Далее, все происходило точно так, как в сотнях, тысячах раз до нее. Стакан водки приятно опьянил. Толя выглядел галантным и мужественным. На приглашение отужинать у него дома и отметить встречу – отказать было неудобно.
Удивительно, но случайная встреча закончилась в постели.
И первый сексуальный опыт в ее жизни не показался Татьяне неприятным. Ей не было больно. В то же время льстило, что сильный и уверенный мужчина, каким казался, да и на самом деле был Толя Котов, захотел именно ее, а не одну из молодых куколок, готовых раздвинуть ноги для любого.
Толя, в свою очередь, действуя уверенно и быстро, оценил приятную простоту отношений с послушной и доброй женщиной.
В тот первый вечер и был зачат Николай Анатольевич Котов.
Через две недели Татьяна и Анатолий поженились.
И случилось так, что их брак, скоропалительный, в чем-то даже смешной, не логичный, оказался удачным.
На удивление соседям и родственникам, Татьяне, да и самому себе, Толик остепенился. К жене с первых дней совместной жизни стал относиться уважительно и бережно. За чужими юбками не волочился. Сына любил, в меру баловал, сердцем понимая, что его сын – единственный продолжатель рода Котовых. Он по-прежнему крепко выпивал, но теперь – только по субботам.
– Как положено, – бурчал он в ответ на робкие Татьянины попытки прекратить возлияния.
По воскресеньям – опохмелялся. Последние годы жизни – в одиночестве. Вторую половину дня полулежал в кресле перед телевизором, отдыхал. В понедельник равнодушно шел на завод. Работал как все, в передовиках не числился, но и обузой для бригады не был. Когда сыну исполнилось три, стал брать Николая на воскресные прогулки. Анатолий полюбил сидеть в сквере на лавочке. Он тянул прохладное пиво, растягивая удовольствие, и рассуждал сам с собой “за жизнь”, чувствуя себя в эти минуты солидным, повидавшем на своем веку, отцом семейства. Коля сидел рядом, молча слушая отца. Зимой, по тем же воскресным дням, несмотря на головную боль после “вчерашнего”, Анатолий таскал радостного Коленьку за собой на санках до ближайшего пивного ларька. Таких прогулок Коля, в тайне от родителей, с нетерпением ждал всю неделю.
Вот в такой “типичный” воскресный день