Змей Горыныч. Инна Вячеславовна Адаменко
легче не станет. Целовал он ее ручки белые, гладил персты тонкие, а сам думу думал тяжкую, как спасти суженную от доли незавидной.
Вот и сумерки вечерние багряным кружевом оплели небо лазоревое, и звезды, словно бисер драгоценный, рассыпанный рукой щедрой, стали загораться на пути луны выплывающей, когда Красен, проводил Заряну до дома. Долго он прощался с горлинкой любою, но утро летнее близко, а ночь еще ближе, дело еще было у боярыча в час поздний.
Ночь овеяна тишью, приятной прохладой,
Не тревожит округу кузнечик-трескун.
Луг пред озером хмелем порос с дикой мятой,
Поселился в лачуге здесь старый колдун.
В ворожбе с колдовством преуспел мудрый Ве́дан,
Говорят, водит дружбу с самим водяным.
Служит ворон ему, он кудеснику предан,
От рожденья хозяин его был слепым.
Ворон тот необычный, был снега белее,
На плече старика он обычно сидел.
Чем сильнее волшба, тем взгляд птицы тускнее,
Ворон, как и колдун с каждой чарой старел.
Хоть и был Красен не из робкого десятка, но с опаской он пробирался сквозь травы высокие, да крапиву жгучую к хате колдуна. Не всякий при свете солнца полуденного решался заходить к нему, не говоря уже про час послезакатный, когда нежить пробуждается и хозяйничать начинает.
Заухал совсем рядом филин, треснула ветка под ногами, а боярыч того и гляди сорвется на бег. Злой морок с ним играется, водит по заколдованному кругу. Бывало, собьет одинокого путника с дороги, заморочит голову, тому кажется, что половину пути одолел, а на самом деле, на месте топчется. После утром находят скитальца уже мертвым – все силы за ночь нечисть высосала.
– Чур, меня, – прошептал Красен, и пелена будто спала, и морок отступил. Слаб он пред защитой рода.
Открылись взору боярыча поляна и обветшалая хата с покосившейся крышей. Выглядел домишко хлипким и ненадежным. В морозы, да стужу такой и не натопишь, со всех щелей выдует. А колдун ничего, живет, и зимой без кожуха ходит, словно холод ему нипочем.
Спит, поди, уже Ведан, а как разбудишь его, вдруг осерчает и прогонит? Но и отступать Красену некуда. Ступил он на прогнившие доски, что некогда были крыльцом, только занес руку, чтобы постучать, а дверь сама с натужным крипом приоткрылась, будто приглашая войти. Повеяло с хаты кудесника травами сушеными, да сбитнем земляничным. Переступил боярыч порог, всматриваясь в сумрак лачуги, разбавленный лунным светом, и аккурат наткнулся взглядом на хозяина, сидевшего на лавке, лицом к гостю незваному. Оторопел Красен сразу, да быстро спохватился, в пояс, поклонившись колдуну старому.
– Доброго здравия, – обратился с почтением мо́лодец к Ведану, – прости, что явился в час поздний. Дело у меня срочное и помочь только ты можешь.
– Ведаю я, зачем ты пришел, – надтреснутым голосом заговорил старче. – Судьбу хочешь обмануть, колесо жизни обратить. Немногие смельчаки на это решались, а еще меньшему числу это удавалось.
Не