Смех сквозь слёзы. Юморески от Чичера Колымского. Владимир Сергеевич Неробеев
тут с километр будет.
– Чуть поменьше,– поправляет Димка.
– Может меньше, – соглашается Квадрат.– Из разговора пассажиров узнаю, что они из Магадана. Я ведь пятнадцать лет “дальнобойщиком” Колымскую трассу “утюжил”. Разговорились. Тары- бары, растабары…А про пикет я со-всем забыл. Не видел, что “стакан” проплыл мимо, только услышал, как заверещал свисток гаишника. Неписанный закон обязывал меня, “щипача” остановиться, ещё не доезжая “стакана”, подойти к менту и со словами: ”Как сам?” отстегнуть двушник . А я этого не сделал. Пассажиры заволновались, видя, с какой поспешностью я затормозил, стал сдавать назад. Не объясняя им ничего, сломя голову бегу к “стакану”. Обычно капитан весёлый, а тут надулся, как кот на крупу. Я его таким не видел ни разу.
Не дожидаясь, когда я подбегу, капитан развернулся и пошёл к себе в “стакан”. На улице – удивительная тишина. Слышу капитан уже на пороге, вытирая ноги о половичок, говорит сам с собой, но довольно громко, чтобы я слышал: ”Мужик совсем зажрался. Делаешь всё, чтобы ему было хорошо, а он тебя знать не хочет. Придётся проучить разочек”. Вошёл в “стакан”, сел в вертящееся кресло, достал с полки толстенный журнал, стряхнул с него дохлых мух и, усердно сдув порядочный слой пыли, приготовился писать. Я шагнул через порог, как нашкодивший школьник в кабинет директора. В отличие от школьника, незнающего, что ему грозит, я- то хорошо представлял, если гаишник запишет номер моей машины в этот журнал, мне очень и очень долго придётся “отмываться”, в смысле “отмазываться”.
– Уговорить нельзя было?– спрашивает Какаду,– ты ведь мастер на это.
– Что ты, старик! Капитан стал, как каменная глыба,– с места не сдвинешь. Берёт авторучку, открывает журнал и, не глядя на меня, спрашивает: ”Знаешь ли ты, отрок человеческий, что грозит тебе за недозволенный перевоз пассажиров?” О-о-оо! Я хорошо знал, что мне грозит. Пронеси Господь и помилуй. Тогда это считалось преступлением. Как солдат чеканю: ”На первый случай- штраф тридцать рублей, на второй- лишение водительских прав, на третий- конфискация транспортного средства за использование его в целях наживы”. “Слава Богу, хоть это знаешь,– строго буркнул капитан,– а заповедь вора забыл,– тут голос его потёк елеем,– украл- поделись с ближним своим, не жадничай. Ты не делишься,– вот и расхлёбывай. На первый случай гони тридцатник”. Я рад-радёшенек, достаю четвертную и пятёрку, отдаю ему, благодарю Господа, что в журнал меня не записал. Чёрт с ней, с тридцаткой, хотя пассажиров я “пробил” всего за сороковник. Остаётся десятка. Это всё равно что “конём” сходил во “Внучку”, то есть пустым. Сделал круг “Дедово-Внучка- Дедово”, опять “пробил” пассажиров, у пикета останавливаюсь, иду в “стакан”, чтобы отстегнуть за проезд. На дворе уже рассвело и птички во всю наяривают. Капитан весело встречает, как родного. Отмахнулся от предложенного мною двушника, достал из кармана мою тридцатку. Разделил деньги: себе взял пятёрку, мне протянул четвертак: ”Вижу, ты честный жулик, а потому возвращаю тобой заработанные