Римский орел. Орел-завоеватель. Саймон Скэрроу
тем до рассвета оставалось еще часа три, и прибытия помощи следовало ожидать лишь к полудню.
Однако, как яростно ни напирали германцы, огонь, перепрыгивая с крыши на крышу, шел быстрей. Пламя выжимало варваров с улиц. Через какое-то время в тылу атакующей орды зазвучали рога, и германцы откликнулись разочарованным воем. Трубный зов повторился, и варвары с неохотой, но все быстрей и быстрей потекли вспять.
Когорта осталась одна, но отдых был кратковременным, ибо на смену орде явился Вулкан. Пламя охватило деревенскую площадь дугой, заскакивая на наружные стены. Огненная стихия двигалась на солдат, и те медленно пятились, тщетно пытаясь прикрыться от жара щитами.
Прибежавший гонец закричал им:
– Назад! Все назад! Всем приказано отступить к главным воротам!
Измученная, израненная когорта приступила к отходу. Раненых, способных идти, поддерживали товарищи, остальных, в том числе и Макрона, несли на щитах. Все это происходило в угрюмом удрученном молчании: многие командиры погибли, а оставшимся было уже не под силу подбадривать подчиненных. Тем не менее ретирада производилась спокойно, без малейших намеков на панику. Возле главных ворот Вителлий установил защитный кордон, поместив раненых позади строя. Остатки когорты, сомкнув ряды, ждали неминуемого конца.
Устроив своего командира получше, Катон вновь присоединился к шестой центурии. С надвратной башни его взору открылась душераздирающая панорама. Ветер продолжал раздувать пламя, и теперь оно пожирало остатки деревни. Выгнанные за стену германские землепашцы, сбившись в кучу, смотрели, как горят их дома. Было очевидно, что без еды и без крова лишь немногие из них сумеют пережить эту зиму. Красный отблеск пожара выхватывал из мрака их лица, на которых лежала печать такой обреченности, что Катона невольно кольнуло чувство вины, хотя он и понимал, что, скорее всего, умрет раньше тех, кого он жалел.
А позади обездоленных, охваченных горем селян теснилось, уходя в ночь, германское воинство. Варвары ждали, когда огонь выжмет врага из ворот.
Катон с удивлением отмечал, что, по мере того как шло время, когортой овладевала философская безмятежность. Уцелевшие командиры и солдаты обменивались репликами, как равные, ибо чины и звания – удел живых, смерть же рангов не разбирает. Катон и сам теперь словно покачивался на волнах этого величавого совместного скольжения к небытию и улыбнулся стоявшему рядом с ним ветерану. Тот, обычно суровый и замкнутый, улыбнулся в ответ, и обоих омыло теплое чувство, хотя они не сказали друг другу ни слова.
Когда на востоке стало светлеть, огонь подошел к воротам вплотную. Вителлий приказал легионерам построиться в боевую колонну и задумался, как быть с теми, кто не имел сил вступить в последнюю схватку. Раненые, понимая что происходит, просили раздать им мечи, чтобы с достоинством встретить врага, однако, возможно, разумнее и милосерднее было бы незамедлительно лишить их жизни. Трибун колебался, взвешивая все «за» и «против», но тут с надвратной башни послышался крик:
– Они зашевелились!
«Похоже,