Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор. Ана Ховская
легонько переступая ногами в своих красивых туфельках, помахивая холщовой сумкой. Она будто не замечала, что Федор хотел что-то спросить, словно ей и дела никакого до него нет. Так и вошли в магазин.
Там, как всегда, была Мариша, глянувшая с улыбкой на Федора. Но Аня купила только макарон, рассчитавшись, поблагодарила продавщицу, молча вышла и направилась в сторону дома. Федор же постарался тоже быстро закупить зачем-то спичек, которых никто не просил, и поспешил за девушкой. Она шла так же спокойно, не глядя по сторонам. Парень настороженно шел рядом и молчал. Так дошли до мастерских, далее Аня шла уже одна.
Федор так ничего и не понял, а спросить побоялся. Завернув на работу, он старался забыться. Голова шла кругом, ничего не хотелось, только бы узнать, что случилось с ней. Ничего не придумав, он, кое-как доработав до конца рабочего дня, пошел домой.
В следующие дни он тоже не видел девушку и уже ни на что не надеялся. Дни летели, приближалась пора посевной. Техника была почти готова, мужики обучены и проверены в работе. Как-то проезжая по тракту из района на машине, он увидел Аню, которая шла из магазина уже другой дорогой, а не мимо их усадьбы. А рядом с нею бодро шагал Колька Скнарев, весело что-то рассказывая, смеясь и размахивая руками. Аня же шла молча, опустив голову, не глядя на парнишку, словно того и не было рядом. У Федора взыграло все внутри: «Ну и гад же ты, Колька, не обломится тебе ничего! Все равно я выясню, что случилось с Аней, и заставлю ее поговорить со мной, а там будь что будет».
Аня же поменяла дорогу в магазин после нового скандала с Шурой, когда та обозвала ее гадкими словами.
– Ты думаешь, никто не знает, что ты немецкая подстилка? Пялишь глаза на парней, они-то узнают все о тебе, уж я постараюсь!– почти визжала Шура, не видя, как во дворе появился свекор.
Он подошел, тяжело ступая больными ногами, и тростью огрел Шуру по толстому заду. Та взвизгнула от неожиданности, дернулась, обернулась и сжалась в ужасе.
– Еще раз услышу и увижу, что ты обижаешь Анну, пеняй на себя: выселю из дома, пойдешь со всем своим семейством куда глаза глядят. Я вижу – ты добра не понимаешь: кормлю вас, одеваю, оказывается, пригрел змею. Вон пошла… домой… к мужу… к детям… Чтобы я тебя на дворе не видел!
Шура шмыгнула в дверь. Филипп Федорович закашлялся, тяжело дыша, стоял и не мог двинуться с места. Такая ярость им овладела, даже Аня испугалась. Потихоньку он отошел от вспышки, поманил девушку и сказал:
– Ничего, дочка, таких только так и учить надо. Взяла моду – языком, как помелом, мести. Ты успокойся, я тебя в обиду не дам.
– Я не боюсь, но никак не пойму, за что она так со мной?! Она же ничего не знает обо мне…
Аня прижалась к отцу, взяв его под руку, осторожно повела к скамье под яблоней в дальнем углу двора. Они сели. Помолчав, дочка спросила:
– А какой дорогой еще можно пройти к магазину, если не идти по нашей улице, а то здесь одни камни да ямы? Где-нибудь есть дорога поровнее? Не хочется туфли разбить. Не думаю, что здесь можно какую-то обувку купить, если изношу эти.
– А