Какаду. Патрик Уайт
Ее передернуло, когда она услышала свое имя, и не меньше покоробил вид падающих крошек.
Проснувшись, Ивлин заметила, что отлежала щеку. И обозлилась, но потом искупалась, напудрилась и уже могла бы пожалеть любого, кто в этом нуждался. Все еще преследовали мелодии старых танго и запах палубы лайнера в ночи. Вполне естественно. У стольких австралийцев полжизни проходит в море, в пути куда-нибудь, подумалось ей.
И когда встретила Даусона, спросила, блеснув ярчайшей помадой:
– Мой Хэролд не вернулся?
– Нет, – сказал Даусон.
В свежей рубашке и в тех же синих сержевых брюках – других, очевидно, с собой не взял, – он был точно карикатура на самого себя.
– Вот тоска! – сказала Ивлин. – Обед будет ужасен. Да все равно он был бы ужасен.
Налив Даусону виски, она спросила:
– Вы рады, что вы австралиец?
– Забыл и думать об этом.
– А я рада, – сказала Ивлин. Не все ли равно, верит он или не верит.
Но она и правда рада – такой полнокровной, здоровой была ее юность в Австралии. И спасибо тому яблоку, что вкусила она и сумасбродно отбросила.
– Как по-вашему, не мог Хэролд попасть в аварию? – спросила она.
– Нет. Почему? – сказал Даусон. – Никаких оснований опасаться. Люди обычно возвращаются, даже когда думаешь, что они не вернутся.
Наверно, это джин виноват в ее мрачных мыслях. Обычно такое в голову не приходит, есть чем отвлечься.
– Вы не понимаете, что для меня Хэролд, – сказала она. – Хотя вы-то можете разговаривать с ним или не разговаривать и все равно додуматься до чего-то, в чем мне вовек не разобраться.
У Даусона вид был озадаченный, бестолковый.
– Как так? – сказал он.
Ивлин предложила пройтись. Это здоровее, чем сидеть и пить и вынашивать мрачные мысли об автомобильных авариях и о браке.
– Да мы ведь о браке не говорили, – заметил Даусон.
Вот такой он был человек.
Ну и пошли они шагать во тьме. Волшебный слайд нильской дельты уже убран, но запах ее остался – пахло увядшим клевером и тлеющим навозом. Когда Ивлин только приехала в Египет, ей объяснили, что жгут навоз, это тоже ее возмутило, как многое другое. Но при постоянном кочевье, каким была и остается жизнь любого иностранца в Египте, постепенно стало даже утешать. Сегодня вечером и звезды светят – вначале она часто смотрела на них, а потом привыкла, что здесь они всегда видны.
– Разве мы не говорили о браке? – продолжала Ивлин и в темноте обо что-то споткнулась. – Мне казалось, мы, в сущности, все время об этом говорим.
В первую минуту лодыжку пронзила боль, Ивлин намеренно захромала, но Даусон не пытался ее поддержать.
– Я этого не понял, миссис Фезэкерли, – сказал он, – хотя, полагаю, эти мысли изрядно вас донимают.
– Значит, вы не были женаты! – выпалила Ивлин.
– Не был, – согласился он.
Интересно, скроет ли тьма, как искривились ее губы, подумала она.
– Говорят, если мужчина к тридцати годам